Дорога - Маккарти Кормак

— Сказать, что я думаю?

— Что?

— Что ты в штаны быстрее наложишь.

Пленник разжал пальцы, ремень упал на дорогу вместе со снаряжением: фляжка, старый армейский брезентовый патронташ, кожаный футляр для ножа. Когда отец поднял взгляд от этой кучи на дороге, подонок держал в руке нож. Всего два шага — и он между ним и мальчиком.

— Ну и что дальше?

Молчание в ответ. Внушительных размеров, но оказался на удивление проворный. Нырнул, схватил ребенка, перекатился, вскочил, прижимая мальчика к груди и приставив ему нож к горлу. Отец упал на колени, повернулся в их сторону, держа револьвер двумя руками, прицелился и с расстояния в шесть футов выстрелил. Человек опрокинулся навзничь, в дырке на лбу пузырилась кровь. Мальчик лежал у него в ногах, лицо его ничего не выражало. Отец молниеносно засунул револьвер за пояс, и закинул рюкзак на плечо, и рывком схватил сына, перевернул, и поднял, и усадил себе на плечи, и кинулся бежать по дороге, придерживая мальчика за коленки. Мальчик обхватил руками его голову. Весь в крови. Немой как рыба.

В глубине леса они наткнулись на старый железный мост, по которому почти исчезнувшая с лица земли дорога пересекала высохший ручей. Его мучили приступы кашля. Откашляться не получалось, какое там — не мог продохнуть. Свернул с дороги в лес. Повернулся и стоял, переводя дух, прислушиваясь. Ничего. Спотыкаясь, проковылял еще с полмили, под конец опустился на колени, положил сына прямо в листья и пепел. Стер кровь с его лица, прижал к себе: "Все хорошо, все хорошо".

В тот долгий холодный вечер в надвигающейся темноте он услышал их только еще один раз. Притянул мальчика к себе. Кашель застрял в горле. Куртка висит на ребенке как на вешалке. Трясется от холода. Подождали, пока затихнут шаги. Пошли дальше. Наученные горьким опытом, брели в полном молчании. Настала ночь и вместе с ней — могильный холод. Мальчика всего колотило. Лунный свет не пробивает мрак, идти некуда. В рюкзаке у них было одно-единственное одеяло. Он его достал, укутал сына. Расстегнул куртку, прижал мальчика к себе. Устроились на земле. Лежали довольно долго, никак не могли согреться. Тогда он сел и сказал: "Надо идти вперед. Нельзя просто так лежать". Посмотрел по сторонам, ничего не увидел. Слова повисли в бездонной, бескрайней темноте.

Держал сына за руку, пока блуждали по лесу. Другая рука вытянута вперед. С тем же успехом мог двигаться с закрытыми глазами. Укутал мальчика в одеяло поверх куртки. Велел следить, чтобы одеяло не сползло, потом им его не найти. Мальчик просился на руки, но отец заставлял его идти. Колесили по лесу большую часть ночи. До рассвета было еще далеко, когда мальчик упал и больше не смог подняться. Завернул его в свою куртку, потом в одеяло, сел на землю, держал его в объятиях, раскачиваясь взад-вперед. Одна пуля в барабане. Не хочешь смотреть правде в лицо. Не хочешь.

Наступал день, мало чем отличающийся от ночи. При его скупом свете положил мальчика в кучу листьев на земле и сидел, разглядывая деревья. Как только развиднелось, отошел подальше и прочесал лес по периметру вокруг их временного пристанища в поисках чужих следов. Кроме их собственных, едва заметных в пепле, ничего не обнаружил. Вернулся обратно и разбудил сына: "Пора идти". Мальчик сидел сгорбившись, на лице — полное безразличие. Слипшиеся от крови волосы, грязь на щеках. "Скажи хоть слово", — умолял он сына, но тот молчал.

Шли на восток сквозь частокол мертвых деревьев. Прошли мимо остова бывшего дома, пересекли проселочную дорогу. Пустой участок посреди леса, наверное, в прошлом — стоянка полевой техники. Иногда останавливались, чтобы прислушаться. Неожиданно вышли на основную дорогу, он потянул мальчика за руку. Спрятались в придорожной канаве, как прокаженные. Опять слушали. Ни дуновения ветерка. Гробовая тишина. Немного погодя он поднялся и вышел на дорогу. Обернулся, поманил мальчика к себе:

— Пошли.

Ребенок подошел к отцу, тот указал на глубокие колеи в пепле, продавленные грузовиком. Мальчик стоял, закутавшись в одеяло, опустив глаза, и рассматривал дорогу.

Откуда ему знать, завели они мотор или нет? Устроили засаду или плюнули и ушли? Он скинул рюкзак, сел.

— Нужно поесть. Ты голодный?

Мальчик отрицательно покачал головой.

— Нет? Так я и думал.

Расстегнул рюкзак, достал пластиковую бутылку с водой. Отвернул пробку и протянул бутылку сыну. Тот припал к горлышку. Оторвался, и перевел дух, и сел на землю, скрестив ноги, и еще долго пил. Потом отдал бутылку отцу. Тот отпил немного, аккуратно завернул пробку и стал рыться в рюкзаке. Выудил банку белой фасоли. По очереди зачерпывая ложкой, все съели. Отец зашвырнул пустую банку в лес. Опять вперед.

Люди с грузовика стояли лагерем прямо на дороге. Жгли костер: обугленные ветки в расплавленном гудроне вперемешку с пеплом и костями. Он присел на корточки, вытянул руку над пепелищем. От углей поднималось слабое тепло. Распрямился, глянул на дорогу. Потом отвел мальчика в лес:

— Побудь здесь. Я буду недалеко и тебя услышу, если что.

— Я хочу с тобой. — Вот-вот заплачет.

— Нельзя, тебе надо подождать в лесу.

— Ну пожалуйста, пап.

— Прекрати. Делай, что я тебе говорю. Возьми револьвер.

— Я не хочу.

— Я не спрашиваю, хочешь ты или нет. Бери.

Лесом прошел туда, где оставил тележку. Нашел. Выпотрошили, и бросили, и раскидали ненужные им вещи. Осталось несколько детских игрушек и книжек. Его собственные старые ботинки и кое-какое тряпье. Поднял тележку, сложил вещички сына, выкатил тележку на дорогу. Вернулся. Пусто. Черные пятна засохшей крови на листьях. Рюкзак сына исчез. На обратном пути наткнулся на сложенные в кучу кости и куски кожи, придавленные булыжниками. Кишки в луже крови. Поковырял кости носком ботинка. Похоже, варили. Ни клочка одежды. Приближалась ночь, становилось все холоднее. Он повернулся и пошел к сыну. Встал на колени, обхватил его руками. Долго не отпускал.

Они довезли тележку до конца старой дороги и оставили ее там. Сами пошли на юг, торопясь найти место для привала до наступления темноты. Мальчик все время спотыкался от усталости, и отец посадил его на плечи и понес. К тому времени, когда добрались до моста, стало темно как в преисподней. Поставил мальчика на землю, и они на ощупь начали спускаться по насыпи. Под мостом достал зажигалку, зажег и при слабом мерцании осмотрел берег. Песок и мелкая галька, намытые ручьем. Поставил рюкзак на землю, спрятал зажигалку, обнял сына за плечи. С трудом различал его силуэт в темноте.

— Я хочу, чтобы ты подождал меня здесь. Я схожу за дровами. Для костра.

— Я один боюсь.

— Знаю. Я буду недалеко и услышу, если ты вдруг испугаешься или вскрикнешь. Позовешь меня — я сразу же приду.

— Мне ужасно страшно.

— Чем быстрее я уйду, тем быстрее вернусь. Разожжем костер, и ты больше не будешь бояться. Только не ложись. Ляжешь — сразу уснешь. Я стану тебя звать, ты не откликнешься, а в этой темноте попробуй тебя найти… Понимаешь?

Мальчик не отвечал. Отец подумал: еще немного, и его терпение иссякнет. Но потом до него дошло, что мальчик в темноте мотает головой:

— Я не усну. Не усну.

В кромешной темноте, вытянув перед собой руки, поднялся по насыпи и углубился в лес. Дров вокруг навалом: сухие палки, ветки, валяющиеся на земле. На ходу сбивал их ногами в одно место, и, когда получилась довольно внушительная куча, наклонился и все подобрал. Потом позвал сына. Тот ответил, по звуку его голоса он нашел дорогу к мосту. Сидели в темноте, пока он ножом рубил ветки потолще, а тонкие переламывал руками. Вытащил из кармана зажигалку, большим пальцем покрутил колесико. Бензиновая зажигалка давала слабый голубоватый огонек. Согнулся, поднес зажигалку к сложенной куче. Смотрел, как пламя поползло вверх по переплетенью сучков и веток. Подкинул еще, наклонился и осторожно раздул огонь, а потом перекладывал с места на место сучья, чтоб не прогорали слишком быстро.

Еще дважды он возвращался в лес, каждый раз принося полные охапки веток и валежника, и сбрасывал их с моста вниз. Отойдя на небольшое расстояние, увидел огонь костра. Но не встревожился — вряд ли его можно заметить. Под мостом среди камней разглядел темную заводь с неподвижной водой. По краям — толстая корка льда. Встал на мосту, скинул вниз последнюю охапку. Выдох — в свете костра видно облачко белого пара.

Уселся на песок, стал проверять содержимое рюкзака. Бинокль. Почти полная четвертьлитровая бутылка бензина. Плоскогубцы. Две ложки. Положил все рядком. Пять алюминиевых баночек со съестным. Выбрал банку сосисок и банку кукурузы, открыл армейской открывалкой, поставил банки поближе к огню. Сидели и смотрели, как тлеют и закручиваются от жара этикетки. Когда от кукурузы пошел пар, плоскогубцами вытащил банки. Сидели, склонившись, и медленно ели, мальчик то и дело клевал носом.