Школа для толстушек - Нестерова Наталья

Наветов несколько минут постоял в центре комнаты, затем подошел к столу, взял тяжелый ониксовый письменный прибор в виде индейского божка и взвесил его на руке.

Кирилл не помнил, чтобы так выходил из себя. Он многое пережил, сколотил огромное состояние, но даже когда на кону стояли очень большие деньги, не терял хладнокровия. В разговоре с этой бабой его швыряло от озноба к испарине, от истерического смеха к площадной ругани. Чем она его зацепила? Кто она такая? Козявка! Низшая форма жизни в сравнении с ним – венцом творения и экономического отбора. Более всего он хотел отправить Самодурову вслед за мужем. Впервые Наветов испытывал иррациональное, не подкрепленное зримой выгодой, физическое желание уничтожить человека.

Он резко развернулся и с силой запустил божка в дверь, за которой скрылась Ксюша.

Начальник службы безопасности, входивший в эту минуту в кабинет, чудом остался жив – снаряд врезался в соседнюю створку.

Полковник замер в дверном проеме. В этой комнате всякое случалось, но тяжелые предметы еще не летали.

– Извини, – хихикнул Наветов, – нервишки расшатались. Проходи, садись.

– Удалось что-нибудь узнать? – Полковник старался сохранить официальное выражение лица.

– Эта баба из железа. – Наветов покачал головой. – Начинайте готовить операцию. На чем мы ее можем прижать?

– Друзья, собаки.

– Собаки – несерьезно. Ликвидируйте их, чтобы под ногами не путались. А друзья, – рассуждал Наветов вслух, – что ж, за неимением лучшего пусть будут друзья.

Он вспомнил, как потерял лицо, брызгал слюной и едва не схватил бабу за горло.

– И не жалеть! – сорвался Наветов на фальцет. – Пусть эта сучка подохнет! Пусть подыхает долго и больно!

Полковник опустил глаза, чтобы Наветов не прочитал в них вопрос. Мы с теткой сражаемся или Красавчика ищем?

Полковник хорошо разбирался в человеческой натуре и мог выбирать, кому служить. Если робот во плоти Наветов верещит, как изнасилованная девица, значит, крыша у него поехала. И нужно вовремя отскочить в сторону, чтобы эта крыша, падая на землю, тебя не задела.

Глава восьмая,

в которой бандит и вундеркинд ведут оживленные беседы и выясняется польза такого странного упражнения, как забираться с ногами на стол

Точка обзора

Окруженный всеобщей любовью Лева чувствовал себя страшно одиноким. Да и его ли любили? Взрослые обожали сына Ирины и Марка. Будь на месте Левы другой мальчик, голубоглазый со светлыми волосами, нос картошкой, его бы точно так же обожали. Или даже девочку, или двоечника – значения не имеет. Не Лева как личность с его внутренними противоречиями, а Лева объект, «сыночек» был предметом их внимания.

Впрочем, и вниманием его в последнее время не баловали. Хотя взрослые ничего не делали, только разговоры вели, мужчины отдельно от женщин. А Леву отсылали: погуляй с собаками, почитай книжку, посмотри телевизор. Компьютер привезли и не контролировали, сколько часов Лева за ним проводит. Словом, по-настоящему Лева никому не был нужен.

Он не задумывался над тем, что произошло у взрослых. Во-первых, цикличность у них в натуре. Сначала сторонились друг друга, потом радовались и веселились, теперь опять надулись, завтра будут обниматься. Во-вторых, мама, Тюполь, Тексю, Олег, Дявас и папа давно остановились в развитии. У них в принципе не может быть тех мучительных вопросов, что терзают Леву. Возможно, когда-то вопросы и были, но ответы на них нашлись легко. Потому что никто из них не столкнулся со страшным открытием – я ничтожная и трусливая личность.

Внутренние саморазоблачения Левы зашли очень далеко – настолько, что он стал подумывать о самоубийстве. Он не хотел жить, коль в его телесной оболочке прячется недостойный уважения человек.

Лева заглянул в Интернет и выяснил, что не одинок в своих желаниях. Самоубийства подростков, особенно мальчиков, – распространенное явление. Ученые, педагоги, родители после их смерти долго и глупо рассуждают о причине. Лева знал ее совершенно точно.

Он столкнулся с термином «коллективные самоубийства подростков». Оказывается, периодически случается и такое. Стоит двум девчонкам выпить кислоты, и другие от несчастной любви начинают травиться. Напишут в газете, что какой-то мальчишка после смерти его идола, рок-музыканта, прыгнул в окно, и начинают ребята сыпаться из окон, точно груши.

Больше всего Леву интересовало, что самоубийцы думают после смерти, помог ли им этот поступок. Как и несчастные погибшие дети, он не замечал противоречия, не понимал, что «после» не будет. Многое происходило впервые – научился плавать, кататься на коньках, поцеловался, решил систему уравнений. И покончить с собой значило не более чем акт нового знания, вроде прыжка с парашютом. В детской психике нет понятия конца жизни, как нет в языке эскимосов выражения «знойная пустыня».