Чертово колесо - Гиголашвили Михаил

— Лучше продолжай анекдоты, а то они не заткнутся.

Доходяга опять начал травить про диктора армянского радио, который никак не мог вспомнить имя Омара Хаяма: «То ли омар с хуями, то ли пизда с кальмарами!» Девочки давились от смеха. Они доели овощи двумя щепками, отломанными от ящика, и теперь, хныча, просили доходягу, чтобы тот своим клыком открыл им еще вон ту «красненькую баночку», но Нукри сурово запретил это делать:

— Потом пить захотят, а сколько времени шмон будет — неизвестно. Только бы до подвала не добрались!

— А я и так уже хочу в уборную. Сейчас описаюсь! — канючила Гюль, приподнимая ладонью грудь и слизывая с нее остатки помидора.

Кока взглянул на девицу и подумал, что Гюль наверняка от нечего делать сосет и лижет собственные груди. Как будто услышав его мысли, доходяга вспомнил одну из мудростей Ходжи Насреддина: «Почему собаки лижут собственные яйца?» «Потому что могут!» Все прыснули. Даже Нукри одобрительно заулыбался: «И деньги на баб не тратятся! И нервы сберегаются!»

— Если лентяи-мужики смогут сами себе минет делать, то будут целый день, как кот Васька, свои яйца облизывать. А мы без работы останемся! — затараторили актрисы. Потом опять захныкали, что хотят в туалет.

— Вон, в банку писайте! — указал Нукри на банку из-под съеденных овощей. — И крышку не забудьте закрыть!

Но тут заскрипели стулья, загремела посуда. Шаги из кухни стали удаляться. Голоса зазвучали во дворе. Заурчали моторы. И постепенно затихли шины машин.

Тугуши выпустил затворников, с виноватым видом сообщив, что это были вовсе не менты, а отцовский шофер с двумя коллегами — приезжали, чтобы поесть хаши, сваренный матерью перед отъездом. Хаши осталось много, и мать сказала об этом шоферу, который и пригласил друзей.

— Пока всю кастрюлю не сожрали — не ушли, проклятые! Еще молока туда налили!

— Чтоб они подавились этим хаши! — ворчали все, вылезая из подвала, причем доходяга между делом поинтересовался, почему Тугуши их не выпустил раньше, а шоферов не пригласил на сеанс. Ведь чем больше людей — тем больше денег. Шоферы тоже мужики. Но Тугуши только отмахнулся — не хватало связываться, еще отцу донесут.

Настроение было испорчено, кайф потерян, бабы в стельку, хоть и полны решимости повторить сеанс. Но слушать их мяуканье никому больше не хотелось. Заляпанные консервами, с запахом чеснока, артистки интереса не представляли.

Тугуши предложил снова выпить, но Нукри отказался. Доходяга помнил, что он будет за рулем. Коку тоже не тянуло на водку. Он больше всего жалел о том, что поспешил выкинуть мастырки. Только один доходяга остался в хорошем настроении — оказалось, что он во время паники проглотил имевшийся у него в запасе кусочек опиума, который теперь раскрывался в желудке. Доходяга чесался и решал с Тугуши вопрос оплаты: сеанс провалился, но не по его вине. Время девушки потеряли, а для них время — деньги. Так что половину денег им надо дать, тем более, что пару оргазмов они успели показать.

Тугуши начал отнекиваться:

— В гробу я видел их оргазмы, — но Нукри вытащил четвертной и передал доходяге:

— Вот! Еще не вечер. Завтра можем повторить.

Катька, увидев деньги, стала пьяно отказываться:

— Вы чего, ребята? Ничего не надо. Ничего же не было… Да мы такое вместе пережили!..

— Ничего себе заморочки! — рьяно блеяла Гюль. — Мы не стервяди какие динамные, чтоб за ничего бабки брать.

Стали собираться в город, лениво поругивая Тугуши, но понимая, что он не виноват — кто мог подумать, что его матери взбредет в голову варить на даче хаши, когда муж в командировке, а шоферне приспичит в жару тащиться за этим треклятым хаши?! Будь он проклят с его свиными ножками и ушками!

— Ничего, мы еще обязательно увидимся, — бормотали артистки, когда их погружали в машину. — Вы хорошие парни, вежливые! Вы нам понравились!

А Гюль так долго и упорно целовала Коку пухлыми губами, и жалась к нему большой грудью, и слезно просила не бросать ее, что решили все вместе втиснуться в «Ниву», а Тугуши, в наказание за шоферский хаши, оставили убирать дачу и приводить в порядок подвал. Тугуши канючил, что сейчас уж точно никто не приедет, пусть девочки отоспятся, а потом покажут сеанс, и ничего, что чеснок, перегар и пятна, кофточку можно снять, буфера вымыть шампунем, а губы оттереть мылом. Но его никто не слушал. И ржавая «Нива» покатила в город.