Женский декамерон - Вознесенская Юлия Николаевна

Ну, чего там долго рассказывать! Играл мой Печорин потрясающе, своей игрой заводил и всю труппу. Княжна Мэри трепетала под его трагическим взглядом, а Грушницкий бледнел, будто и впрямь испытывал предчувствие гибели. И вот наступила сцена поединка. Печорин выстрелил… и упал. Грушницкий, разумеется тоже упал, как ему и положено по пьесе, но он-то играл, а Печорин лежал без сознания. Зрители решили, что это какая-то очередная новация, и овация от этого была еще оглушительней. Занавес опустился и я бросилась к Печорину. Княжна Мэри — тоже. Привели мы его в чувство, и первый вопрос его был: «Попал?» Вы подумайте, как в роль вошел бедный мальчик! Ну, я мотаю головой и говорю негромко: «Нет, порох отсырел». Княжна Мэри слышит это, смотрит на нас во все глазенки и ничего, конечно, не понимает.

Сам Печорин на другой же день все разболтал всему театру, пришлось и нам с бутафором рассказать всю правду. Все смеялись над бедным Печориным, а больше всех — Грушницкий.

Но зато княжна Мэри, то есть, Оленька Лапина, от восторга вышла за Печорина замуж. А через год они разошлись, Грушницкий перешел в другой театр, и вся эта история вскоре была забыта.

Мало ли чего происходит в театре!

Тут подошла очередь Иришке рассказывать, как всегда, последнюю, десятую историю дня.

История десятая,

Была у нас в квартире вредная соседка Клавдия Ивановна, а еще у нас в квартире были клопы, тараканы, в ванной мокрицы и летом везде мухи. Квартира была сырая, в нижнем этаже и окнами во двор. И только Клавдия Ивановна уверяла, что у нее в комнате нет никакой живности, потому что она чистоплотная, а мы все — свиньи! Тут было немножко правды: Клавдия Ивановна не работала, она была вдова крупного военного, погибшего на ракетных испытаниях, и получала большую пенсию за мужа. Комната у нее была тридцать пять метров на одну, а все остальные соседи жили этак кучками, по три, а то и по пять человек в комнате. Люди работали, теснились, а Клавдия Ивановна целыми днями холила свою комнату, перетирала хрустали и фарфор да еще с собачкой гуляла, ужасной такой болонкой. Болонка эта имела дикую привычку по ночам выть на всю квартиру. Мы протестовали, просили Клавдию Ивановну сходить, что ли, к ветеринару с этой тварью, чтобы тот ей что-нибудь успокоительное прописал. В конце концов, все соседи не выдержали и заявили, что мы категорически против того, чтобы Клавдия Ивановна держала эту нервную собаку. В ответ наша барыня рассмеялась и заявила:

— Вы не можете запретить мне держать собаку. Я же не запрещаю вам держать клопов и тараканов!

Фыркнула носом и ушла в свою роскошную обитель. А мы все остались как оплеванные. Я так даже заплакала. Заплакала, а потом решила этой Клавдии Ивановне отомстить. Переворошила я в комнате всю мебель, перевернула кровати и диван, обшарила все обои в углах и насобирала штук десять клопов в баночку из-под крема. Потом пошла к Клавдии Ивановне, будто бы еще раз спросить, нельзя ли ее собачку подлечить от нервов. И пока я с ней разговаривала, сидя на ее широком диване, я клопов незаметно высыпала из баночки за диван.

А дальше начались чудеса. Через несколько дней Клавдия Ивановна впервые пожаловалась, что ее стали кусать клопы. Соседи ехидно ей заметили: «За чистотой надо следить!». Но зато клопы начисто пропали в нашей комнате. Представляете, то прыскаем, прыскаем всякой гадостью — и никак не избавиться, а тут вдруг все разом пропали, будто собрали вещи и выехали. Я тогда сестре по секрету и сказала, что я сотворила с клопами. Сестра долго смеялась, а потом говорит: «Мне все понятно. Клавдия Ивановна и сама жирнее, и кровь у нее с молоком, хоть и голубая. У нас клопики, конечно, тоже не голодали. Вот только спать им было тесно, бедным. А потому те, что попали к нашей барыне, сообщили оставшимся, что там и жратвы полно, и спать просторно — вот они и эмигрировали».

Посмеялись женщины над простодушной местью Иришки и неслыханной мудростью ее старшей сестры и стали укладываться спать. Так кончился восьмой день Декамерона.

ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ, ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Утром девятого дня произошло чудо: как всегда, пришла санитарка и принесла в корзине передачи для тех женщин, о которых заботились родные и мужья, то есть всем, кроме бичихи Зины и Ларисы. К Ларисе всего дважды приходили коллеги с работы, а к Зине просто некому было ходить. Остальным приносили передачи каждый день, потому что больничное питание было скудновато.