Вертолетчик - Фролов Игорь Александрович

Но, в общем, ему тепло, уютно и по-хорошему одиноко. Так он проживет целый месяц.

Однажды вечером, когда старший лейтенант, заварив чаю, приготовился писать, в дверь постучали, и в комнату вошел незнакомый авиалейтенант в заснеженной шинели.

— Здравствуйте, я — истребитель с Возжаевки, — сказал он. — Только сегодня приехал, ищу, где переночевать.

Старший лейтенант Ф. посоветовал ему идти к дежурной и проситься в нормальную теплую комнату.

— Я сам тут временно сижу, — сказал старший лейтенант. — Жду отпуска после Афгана.

— А вы вертолетчик? — спросил лейтенант.

— Вертолетчик, — сказал старший лейтенант, и непринужденно добавил: — Пока на правой чашке, но после отпуска пересяду на левую.

— И как — трудно на вертолете летать?

— Да что тут трудного, — удивился старший лейтенант Ф. — Шаг-газ на себя, ручку вперед и пошел педалировать! Ну, есть, конечно, своя специфика — в чем-то и труднее, чем на самолете.

И старшего лейтенанта понесло. Он вкратце обрисовал специфику управления вертолетом, потом перекинулся на воспоминания об Афганистане, о боях-пожарищах, о том, как заходишь на боевой, делаешь горку, отдаешь ручку вперед, жмешь на гашетку, уходишь от собственных осколков — плотно работали, брат, в ближнем бою, почти врукопашную, — как мостишь машину на какое-нибудь «орлиное гнездо» на четырех тысячах, притирая одним колесом к краю площадки, как, перегруженный, срываешься в пропасть, и переводишь падение в полет…

Истребитель слушал, открыв рот, глаза его блестели.

— Да, — сказал он, — Это поинтереснее, чем на истребителе будет. Мне надо у вас еще многое узнать. Вот, например, — какая у вас ширина полосы?

— Да зачем тебе наша ширина полосы? — засмеялся борттехник Ф. — Нормальная полоса, широкая — никто еще не промахивался.

Но лейтенант продолжал допрос. Он интересовался допусками и минимумами, о которых борттехник Ф. только слышал от летчиков, но никогда не стремился узнать подробности.

— Да ты, брат, не шпион ли, часом? Не Беленко твоя фамилия? — сказал борттехник. — Зачем тебе, истребителю, вся эта вертолетная кухня?

— Да, понимаете, я ведь с истребителей по здоровью списан — буду у вас летать, на вертолетах. Вы мне расскажите…

— Стоп, — сказал борттехник, скучнея на глазах. — Успеешь еще. Сейчас тебе надо дежурную найти, а то не устроишься. У меня нельзя — я один под всеми одеялами сплю, так что тебе не достанется. Знаешь, ты иди, как-нибудь поговорим еще…

Лейтенант ушел. Старший лейтенант остался в своей холодной комнате. Он посмеялся над своим случайным враньем (думал ведь — истребитель проездом), и забыл о лейтенанте.

На следующее утро, войдя в столовую, он поднял руку, приветствуя молодых борттехников за дальним столиком, и увидел, что с ними сидит вчерашний лейтенант. Судя по глазам лейтенанта, он уже знал от соседей по столу, кто живет в угловой комнате. Истребитель смотрел на борттехника Ф. испуганно и одновременно удивленно — как грузины на Остапа. Взгляд его, казалось, спрашивал: но зачем, за что? Старший лейтенант Ф. пожал плечами, подмигнул лейтенанту, и, сел к нему спиной.

Стотонная месть

Когда старший лейтенант Ф., получив приказ на увольнение, подписывал обходной лист, случилась неприятность. Он не смог получить подпись начальника службы ГСМ. Еще в самом начале его летной карьеры молодого лейтенанта пригласила в гости одна прапорщица, служившая на горюче-смазочной ниве. Все бы ничего, но двухметровая и совсем не тонкая служивая девушка не очень приглянулась хрупкому лейтенанту. Он тактично избежал свидания, сославшись на то, что заступает в наряд. Приглашение повторилось еще несколько раз, пока, наконец, жаждущая общения не поняла, что лейтенант ушел в глубокий отказ. Притязания прекратились.

Однажды вертолет борттехника Ф. был откомандирован в Шимановск на тушение лесных пожаров. Летали много — лили воду, высаживали на горящий торфяник пожарников. Возвращались на аэродром насквозь продымленные, с закопченными днищем и боками, с застрявшими в стойках шасси обгорелыми кедровыми ветками. Когда работа закончилась, борттехник Ф. вручил водителю ТЗ свой командировочный талон, вписав в него 100 тонн керосина — столько они сожгли за время командировки. В спешке борттехник забыл оставить себе отрывную часть талона для отчета в родном полку.