Советские танковые асы - Барятинский Михаил Борисович

Что ж, как видим, описание событий более чем подробное. Однако оно нуждается в некоторых комментариях, тем более что диапазон оценок действий неизвестного экипажа колеблется в последнее время от восторженных до скептически пренебрежительных.

Какое же влияние на ход боевых действий в этом районе оказал подвиг неизвестного экипажа? Попробуем разобраться.

В 11 ч. 30 мин. 23 июня части 2-й танковой дивизии атаковали плацдарм группы «Зекендорф», выбили с него немцев и переправились через Дубиссу. Первоначально 2-й танковой дивизии способствовал успех. Разгромив части 114-го моторизованного полка немцев, наши танкисты занялй Расейняй, но вскоре были оттуда выбиты. Всего за 23 июня Расейняй четыре раза переходил из рук в руки. 24 июня бои возобновились с новой силой. Подчеркнем, в течение двух дней боевая группа «Зекендорф» и все части, имевшиеся в подчинении у командира дивизии, вели бой с советской танковой дивизией. То, что немцам удалось устоять, вовсе не их заслуга. 2-я танковая дивизия действовала без взаимодействия с другими частями фронта, без поддержки авиации, в условиях дефицита боеприпасов и топлива. Для отражения контрудара советской дивизии командование 4-й немецкой танковой группы 25 июня направило 1-ю танковую, 36-ю моторизованную и 269-ю пехотную дивизии. Общими усилиями кризис в полосе 4-й танковой группы был ликвидирован. Все это время боевая группа «Раус» была полностью отрезана от основных сил 6-й танковой дивизии, находилась на другом берегу Дубиссы и пыталась справиться с одним танком! А ведь как раз 24 июня маневр группы «Раус» по правому берегу Дубиссы во фланг и тыл атакующим советским танковым частям пришелся бы очень кстати.

Мы никогда не узнаем причину, по которой одиночный танк КВ-1, оторвавшись от основных сил дивизии, вышел на коммуникации боевой группы «Раус». Возможно, что в ходе боя экипаж просто потерял ориентировку. Не узнаем мы и причину, по которой в течение двух дней танк оставался неподвижным. Скорее всего имела место какая-то поломка двигателя или трансмиссии (выход из строя коробки передач на KB был массовым явлением). Это совершенно очевидно, так как танк не пытался ни покинуть позицию, ни маневрировать на ней. Ясно одно — экипаж не покинул вышедшую из строя машину и не попытался скрыться в лесу под покровом темноты. Ничто не мешало танкистам этого сделать — кроме дороги, местность вокруг немцами толком не контролировалась. Неизвестные советские танкисты предпочли гибель в бою бегству и уж тем более сдаче в плен. Вечная им слава!

Возможно, читателю покажется странным столь пристальное внимание к действиям экипажа, не подбившего ни одного вражеского танка. Однако, как уже упоминалось выше, речь шла и будет идти не только о танкистах, отличившихся в борьбе с вражескими танками. Тем более что уничтожить противотанковую пушку или 88-мм зенитку было порой значительно сложнее. Можно привести немало случаев, когда действия одиночного танка наносили врагу немалый урон. Одним из таких эпизодов является прорыв танка под управлением старшего сержанта Д.И. Малько через захваченный немцами Минск.

Дмитрий Иванович Малько был кадровым танкистом. В 1938 году в числе советских добровольцев он сражался с франкистами в Испании, затем, в 1939-м, с японцами на реке Халхин-Гол, участвовал в освободительном походе в Западную Белоруссию и в советско-финляндской войне. Начало Великой Отечественной войны застало его в военном городке, неподалеку от Минска. Там находился склад Наркомата обороны, где Малько уже будучи старшим сержантом-сверхсрочником, заведовал хранилищем автобронетанковых запчастей. Склад обслуживал войска Западного Особого военного округа. В те июньские дни на складе находились два полностью укомплектованных броневика (средний БА-10 и легкий БА-20) и поступивший из капитального ремонта танк Т-28.

«Получилось так, что связь со штабом округа была потеряна, — вспоминал Д.И. Малько. — Начальник склада майор Денисковский и его заместитель по политчасти политрук Фещенко, посовещавшись, решили направить меня в Минск, в штаб округа, и выяснить, что делать со складом.

Рано утром 26 июня я на броневике выехал в Минск. Могилевское шоссе оказалось запруженным колоннами наших войск, двигающихся на запад, и беженцев — на восток. Лишь к середине дня добрался я до Минска. Город было не узнать. Дома горели, улицы завалены битым кирпичом, изрыты воронками. Во дворе штаба округа пылал костер из бумаг, в помещениях — ни души. Узнал, что все уехали и штаб находится в другом месте.