Мои посмертные приключения - Вознесенская Юлия Николаевна

— Олаф! — окликнула я его. Каменная фигура еще долго оставалась неподвижной, а потом поднялось темное веко и блеснул глаз. Уставился на меня и долго так глядел.

Потом Олаф, с трудом разлепив окаменевшие губы, прошептал:

— Хельга!

— Нет, я не Хельга. Я ее внучка, — незачем было углубляться в подробности генеалогии, он бы не понял.

— А где же Хельга?

— Хельга в Раю.

— Так она… спаслась?

— Да, потому что ее вел Спаситель. Верь в Него, Олаф! Проси Его о спасении! Хельга любит и ждет тебя. Помни: муж женой спасается.

Он снова закрыл свой единственный глаз и погрузился в тяжелый сон. Может, ему теперь приснится Хельга?

— Больше тут ничего нельзя сделать, — сказал мой Ангел-Хранитель. — Нам пора, Анна!

Возвращение в полумертвое измученное тело было мучительным и тяжелым. В нем было холодно, тесно и больно. Еще долгие, долгие дни я лежала в том же положении, в каком застигла меня смерть. Умные аппараты заставляли мои легкие и сердце работать, гоня кровь и кислород к дремлющему мозгу. Я терпеливо прислушивалась изнутри к своему организму. Сначала только я уловила собственное трепетание моего сердца, которое начало выбиваться из ритма, навязанного ему машиной. Врачи обнаружили это только через несколько часов. Еще позже я начала дышать самостоятельно. Сознание сначала было тусклым, потом проснулось и оно. Я все вспомнила и открыла глаза. В больнице был целый переполох.

Еще бы: я пролежала в коме почти полгода!

Врачи сбежались и поздравляли друг друга.

Кто-то догадался поздравить и меня. Когда я смогла говорить, я первым делом попросила:

— Пожалуйста, пригласите ко мне русского священника.

Эпилог

Сегодня прошло ровно десять лет с того дня, как началась мои посмертные приключения. Сейчас я сижу за письменным столом сына над общей тетрадью с моими воспоминаниями. На стене напротив висит отрывной Православный календарь, на нем дата — 21 июля 2000 года, по старому стилю 7 июля, пятница. Сегодня наш семейный праздник — Явление Казанской иконы Божией Матери.

Вот она, в киоте, украшенная венком из полевых цветов.

Мой сын Сашенька, а для прочих священник отец Александр, уже ушел в храм, ему надо приготовиться к службе, сегодня будет много причастников. Моя невестка Зина ушла с ним: она совсем молоденькая, ей всего двадцать один год, а все-таки она матушка, и все хозяйственные церковные дела лежат на ней. Хоть и невелик наш сельский храм Новомучеников Российских, а забот у матушки немало.

Утро сегодня такое чудесное, сад полон цветами и туманом. Это от нашей реки такой туман поднялся. Днем будет жарко, можно будет свозить Танечку и Настеньку на речку и выкупать: они это любят. Для веселья и охраны возьмем с собой нашу собаку, французского бульдога Данилу. Его мы с Сашенькой в Москве на вокзале подобрали, когда возвращались из Мюнхена.

Правило ко Святому Причастию я закончила, но в церковь идти рано. Девочки еще спят. Поэтому я достала тетрадь и решила именно сегодня дописать свою историю, пока в доме тишина: проснутся Татьянка с Настенькой, и бабушке покоя не будет. Если и сегодня, в десятую годовщину моей первой смерти, я эти записки не закончу, то когда же? Итак, на чем мы остановились…

Я поехала в Россию сразу же, как только смогла ходить без костылей. В «Истории кино» Жоржа Салуля я нашла не только все документы Сашеньки, но и письмо от него к отцу, в конверте с обратным адресом.

Приехала сюда и застала всех в страшном горе. Два года назад скончался отец Татьяны, священник нашей церкви. В один год умерла от лейкемии сама Татьяна и погиб в авиакатастрофе Сашин отец и мой муж Георгий.

Двенадцатилетний мальчик-сирота остался в доме с бабушкой, вдовой попадьей, которая сама едва ходила. Соседи поговаривали уже о том, что надо бы пацана сдать в детский дом, а бабушку определить в дом престарелых. Деревенские кумушки разъяснили мне, что им, соседям, давно приглянулся разведенный покойным батюшкой прекрасный плодовый сад, а дом бабушка была готова продать за любые деньги, поскольку денег у нее совсем не было: какая могла быть пенсия у сельской попадьи в девяностом году? Кормились садом и огородом, но их надо обрабатывать. А кто это мог делать? Двенадцатилетний парнишка, бабушка-инвалид?

Тут появляется неведомая родственница из Германии и все ставит вверх дном. Сашеньку я усыновила, ему даже фамилию менять не пришлось. Мы с ним сразу полюбили друг друга. Я его потому, что он был копия Георгия, такой же лопоухий. А он меня потому, что надо же было ему, мальчишке, растерявшемуся от горя, на кого-нибудь опереться. Вот он ко мне и прижался.