Лёжа со львами - Фоллетт Кен

– Так все-таки, почему же ты остался? – спросила она. – Почему ты остался добровольно на сверхсрочную?

– Потому что тогда я все это понимал не до конца, потому что я сражался за свою страну, и с войны просто так не уйдешь, потому что я был офицером и на хорошем счету, а если бы я уехал домой, на мое место могли назначить какого-нибудь идиота, который послал бы на смерть моих ребят. Разумеется, ни одна из этих причин не является достаточно веской, и наступил момент, когда я спросил себя: «Что же ты собираешься делать дальше?» Я хотел. Тогда я этого не сознавал до конца, но мне хотелось сделать нечто во искупление грехов. В шестидесятые годы мы назвали бы это паломничеством от вины.

– Да, но…

Он выглядел сейчас таким неуверенным в себе, уязвимым, что ей было трудно задавать прямые вопросы. Но ему надо было выговориться, а ей хотелось выслушать все, поэтому она продолжала:

– Но почему ты выбрал именно это?

– Ближе к концу срока службы я перешел в разведку, и они предложили мне продолжать ту же работу и на гражданке. Мне сказали, что я смогу работать как тайный агент, потому что знаю эту среду. Понимаешь, им были известны мои прошлые связи с радикальными кругами. Мне казалось, что выслеживая террористов, я смогу искупить кое-что из прошлого. Поэтому я и стал экспертом по борьбе с террористами. Это звучит упрощенно на словах, но, понимаешь, я был удачлив. ЦРУ меня не очень-то жалует, бывает, я отказываюсь от заданий, например, как было, когда они собирались убить президента Чили. Но ведь агенту не положено выбирать задания. Впрочем, благодаря мне кое-какие негодяи попали в тюрьму, и мне есть чем гордиться.

Шанталь заснула. Джейн, уложив ее в ящик, служивший колыбелью, сказала Эллису:

– Наверно, надо признаться тебе, что я… что я судила о тебе неверно.

Он улыбнулся:

– Ну и слава Богу.

На какое-то мгновение ее охватила тоска при мысли о прошлом – неужели это было всего полтора год назад? Тогда они с Эллисом были счастливы, и ничего этого еще не было – ни ЦРУ, ни Жан-Пьера, ни Афганистана.

– Но ведь этого нельзя стереть из памяти, правда? – спросила она. – Всего, что было – твоей лжи, моего озлобления.

– Нет.

Он, сидя на табуретке, испытующе посмотрел на нее, стоящую перед ним. Подняв руки, он, поколебавшись, положил обе ладони ей на бедра жестом, который мог означать и братское сочувствие, и нечто большее. Вдруг Шанталь забормотала: «Мамамамамаамм…» Джейн обернулась к ней, и Эллис опустил руки. Шанталь лежала, широко раскрыв глаза и суча ручками и ножками. Джейн взяла ее на руки, и она немедленно начала произносить какие-то звуки.

Джейн обернулась к Эллису. Он, сложив руки на груди, улыбаясь, наблюдал за ней. Внезапно она поняла, как ей не хочется, чтобы он уходил. Подчиняясь внезапному порыву, она сказала:

– Почему бы тебе не поужинать со мной? Правда, есть только хлеб и творог.

– Хорошо.

Она передала ему Шанталь.

– Я пойду предупрежу Фару.

Эллис взял ребенка, а она вышла во двор, где Фара подогревала воду для купания Шанталь. Джейн попробовала теплоту воды локтем – в самый раз.

– Пожалуйста, испеки хлеба для двоих, – сказала она на дари.

Фара удивленно раскрыла глаза, и Джейн поняла, что Фара шокирована тем, что одинокая женщина приглашает к себе на ужин мужчину. «Какого черта», подумала она. Подняв котелок с водой, она понесла его в дом.

Эллис сидел на большой подушке под масляной лампой, покачивая Шанталь на колене и выговаривая тихим голосом какой-то детский стишок. Его сильные, покрытые волосами руки держали крохотное розовое тельце, а ребенок смотрел на него снизу вверх, счастливо гулькая и суча толстыми ножками. Джейн остановилась в дверях, завороженная этим зрелищем, и невольно подумала – именно Эллис должен бы быть отцом Шанталь.

Неужели? – спросила она себя, глядя на них. – Неужели я и впрямь хочу этого? Эллис, закончив говорить стишок, поднял на нее глаза, улыбаясь слегка застенчиво, и она подумала: да, хочу.

В полночь они вместе взбирались на гору. Джейн показывала дорогу, а Эллис шел следом, зажав под мышкой свой большой спальный мешок. Они выкупали Шанталь, съели скудный ужин, состоявший из хлеба и творога, снова покормили Шанталь, и устроили ее ночевать на крыше, где она мгновенно уснула рядом с Фарой, которая готова была защищать ее ценой собственной жизни. Эллису хотелось увести Джейн прочь из дома, где она была чьей-то чужой женой, и Джейн разделяла это чувство, поэтому сама предложила: