Маркиза из стриптиза - Серегин Михаил Георгиевич

Вовремя выставив ноги вперед, он спружинил о железную лестницу, за которую зацепился якорек. Спрыгнув на землю, он не стал отстегивать карабин, оставив его на канате. Не обнаружив ничего подозрительного, Александр махнул рукой своему товарищу.

Журналист спустился вниз, но не так ловко, как его предшественник, и больно ударился коленом о трубу.

– Тихо! – шепнул ему на ухо Марков, помогая высвободить кисти из петель карабина. Журналист подавил стон, морщась от боли, принялся растирать ушибленное колено.

– Идти сможешь? – поинтересовался Александр.

– Смогу, – все еще морщась от боли, Евгений сделал пару пробных шагов.

– Тогда давай не терять времени! – распорядился Марков и кинулся к углу здания. Соколов, прихрамывая, рысцой потрусил за ним. Брат Валерии выглянул из-за угла и, обнаружив, что охранников нет, прижимаясь спиной к стене, двинулся по направлению к двери. Утром он заметил, что та была открыта. Сейчас она тоже была отворена, и за ней слышался громкий смех. Марков быстро поспешил назад и опять спрятался за угол. Дверь открылась, и еще один человек в камуфляжке вышел на улицу. Осмотрелся по сторонам, не торопясь прикурил сигарету и, привалившись спиной к стене, выпустил густую струю дыма. Вскоре появился еще один. Очевидно, тоже вышел на перекур. Только одет он был не в камуфляжку, а в отличную робу.

– Все закатали? – поинтересовался охранник у второго.

– Почти, – лениво ответил тот, – через часок закончим.

– Ну и отлично, а то мне надоело уже с вами торчать!

– Пошли, – шепотом скомандовал Марков и, пригнувшись, побежал туда, где возле забора виднелись смутные очертания детской песочницы. Над ней возвышался деревянный «грибок», скосившийся на одну сторону.

Евгений рванул следом.

– Через час те, что внутри здания, должны уйти. Тогда и полезем вовнутрь! – тихим голосом сообщил свой план Александр.

Евгений согласно кивнул.

– Ложись, – вдруг взволнованно приказал бывший капитан, пригибая рукой к земле растерявшегося журналиста.

Безмолвие летней ночи нарушилось громким разговором.

– Что, Артур, твоя очередь гулять? – раздался смешок. – Проиграл?

– Везет ему сегодня, – отозвался невозмутимый голос.

Шаги приближались. Вскоре из-за угла показался силуэт. Марков осторожно выглянул из-за доски и узнал по очертаниям фигуры утреннего неразговорчивого амбала, что стоял у ворот. Тот остановился на углу, осмотрелся по сторонам и двинулся дальше. Он уже прошел половину расстояния до дальнего угла, как что-то у забора привлекло его внимание. В руках охранника мгновенно вспыхнул фонарь, и конус света выхватил из темноты небольшую серую тень, метнувшуюся к дереву.

– А ну пошла! – гаркнул охранник на тотчас взобравшуюся по стволу небольшую киску. – Твое счастье, что я сегодня без Рекса! – пробурчал он ей вслед и двинулся дальше.

«И наше!» – подумал про себя бывший опер. Журналист, наверное, решил то же самое.

Вскоре силуэт здорового охранника растаял в темноте. Еще некоторое время были слышны шаги, но вскоре стихли и они.

Журналист неожиданно бросился к торцовой стенке бывшего детсада и побежал вдоль нее с тыла.

– Ты куда? – зашипел на него Марков.

– Там два окна светятся! – возбужденно зашептал Соколов. – Хочу аккуратно подсмотреть, чем все же они занимаются? – И, не ожидая ответа старшего товарища, отправился дальше.

Действительно, два окна почти под самым фонарем светились ярким желтым светом.

Евгений первый достиг цели и, осторожно заглянув, оживленно замахал рукой Александру.

– Смотри! – возбужденно зашептал ему в ухо журналист, уступая свое место.

Посмотреть действительно было на что. В комнате находились два мужика и охранник, которого Марков видел у двери. Они укладывали консервы в коробки. Один относил их в другое помещение и быстро возвращался. На широком столе с верхом из нержавейки стояли колоннами незакатанные консервные банки. Рядом лежала горка из аккуратных полиэтиленовых пакетиков размером со спичечный коробок. Второй рабочий сноровисто укладывал их в банку, ставил крышку и специальной закаточной машинкой запрессовывал ее. Затем брал полоску этикетки, мазал клеем – и вот, пожалуйста, банка кильки в томате. Затем ставил штамп и отправлял в коробку.

– Ни хрена себе, – вполголоса пробормотал Марков. За его спиной ночные сумерки взрезала яркая вспышка. Мгновенно сообразив, он дернул за грудки журналиста, собиравшегося сделать второй снимок, и зло прошипел: