Сплетающие сеть - Гладкий Виталий Дмитриевич

– Делать нечего… – Я тяжело вздохнул. – Все-таки придется искать обходной путь. Охрана объекта с автоматами нас точно не будет встречать пирогами.

– Дык, это и ежу понятно, – подтвердил Зосима.

У него была старческая дальнозоркость, поэтому он видел все, что творилось возле зданий, не хуже, чем я в бинокль.

– Я этого не переживу… – простонала Каролина, с отчаянием глядя на свои когда-то шикарные спортивные тапочки, превратившиеся в лапти дореволюционного крестьянина-бедняка, каким его рисовали художникипередвижники. – Лучше добейте меня здесь, на этом месте.

Рваные донельзя тапочки держались у нее на ногах только благодаря многочисленным веревочкам и проволочкам, которые отыскались в карманах "охотничьих" шаровар Зосимы. Впрочем, наша с Зосимой обувь тоже каши просила. Особенно ей досталось на Кадье, где было много участков с каменной щебенкой, имеющей острые края.

– Не опережай события, – буркнул я раздраженно. – Если нас поймает охрана этой шарашкиной конторы, твое желание может исполнится гораздо раньше, чем ты думаешь.

Зосима притворился, что не расслышал моих слов. Он сосредоточенно разглядывал свою трубку, будто надеялся, что вот-вот она превратится в сестру скатерти-самобранки и задымит ароматным дымком. Табак в его кисете уже закончился, и он налегал на мои сигареты, которые я экономил, как только мог.

Я положил ему норму – три штуки в день. Как себе и Каролине; ее тоже пришлось пожалеть. Зосима вздыхал, маялся, особенно на привалах, заискивал, но я был неумолим, так как мой табачный НЗ, блок сигарет, таял на глазах.

– Ладно, поднялись… – Я спрятал бинокль. – Обойдем это осиное гнездо с правой стороны. Прошу вас – будьте предельно осторожны. Общаться придется условными знаками. Показываю…

Обучение длилось не более двух минут. После этого мы углубились в лесок, который карабкался на крутой склон. Мне почему-то думалось, что охранники таинственного комплекса поленятся лезть на верхотуру.

Я ошибся. Ах, как я ошибся! Усталость и недоедание сыграли со мной злую шутку. Я мог бы догадаться, заметив вертолет, что охраняют это подозрительное место весьма тщательно и профессионально. Но не догадался…

Нас взяли элементарно. Небольшая полянка, по которой мы шли, неожиданно вздыбилась, и перед нами словно из-под земли выросли три фигуры в маскхалатах, утыканных ветками и пучками травы.

Я даже не пытался что-либо предпринять: на нас смотрела черными пустыми глазами автоматных стволов сама смерть. У меня не было ни капли сомнений, что эти парни с бандитскими физиономиями, раскрашенными сажей, будут стрелять, не колеблясь.

Они деловито и сноровисто обыскали нас, связали руки и, грубо подталкивая, повели вниз по едва приметной тропинке. Все это охранники таинственного комплекса проделали практически безмолвно и без эмоций, словно они ловили таких клиентов, как мы, каждый день.

Время от времени, улучив момент, я с тоской поглядывал на свою команду. Это не веревкой были связаны мои руки, а любовью. Я неожиданно понял, что и Зосима, и Каролина мне очень близки и дороги.

Конечно, не будь их, я бы внес в диспозицию некоторые коррективы. Парней где-то неплохо обучили, но до волкодавов-ликвидаторов ГРУ им было далеко. Это я видел и по походке, и по тому, как они обращаются с оружием, и по другим, очень мелким, нюансам поведения, которые в состоянии разглядеть только весьма искушенный взгляд.

Увы, я не мог неразумным поведением подставлять друзей по несчастью. Не имел морального права. К тому же в глубине души у меня еще теплилась надежда, что все обойдется: что эти парни все-таки военные, что теперь зона не такого уровня секретности, как была прежде, и что доллары Каролины послужат нам пропуском.

Нынче все покупается и продается, так почему не скрасить скучную, полуголодную жизнь солдатиков и их командиров такой козырной мздой? Нам не нужны тайны, о которых знают все, кому не лень, за рубежом, но которые недоступны нашим гражданам из-за косности бывших парторгов, этих уникальных и живучих, как тараканы, приспособленцев, до сих пор продолжающих хранить штамп на все случаи жизни с надписью "НЕЛЬЗЯ".

Вблизи здания и сооружения имели еще более запущенный вид, нежели когда я наблюдал их через бинокль.

То, что в оптику гляделось невинными пятнышками на стенах, превратилось в проплешины от обвалившейся штукатурки.

Металлические фермы и эстакады, казавшиеся ажурными и стройными, вблизи представляли собой переплетение немыслимо ржавых элементов конструкций, готовых вот-вот рухнуть на землю. А мозаичный зеленый ковер, устилавший плац, оказался сорной травой и мелкими кустиками, взломавшими потрескавшийся и вздыбившийся асфальт.