Пиранья. Первый бросок - Бушков Александр

– Какой протокол? – спросил Мазур настороженно.

– Ну, не допроса, конечно... Заверишь протокол врачебного осмотра покойной. Как полагается. Врач, капитан и два свидетеля. Триколенко уже расписался, а Самарину светиться не стоит... Труп у нас, знаешь ли. Скончалась гражданка Гридасова от острой сердечной недостаточности. Сердце у нее оказалось дохленькое...

Мазур оглянулся на белую ширму, но не смог ничего за ней рассмотреть. Резкий, острый аптечный запах, вовсе не напоминавший сердечные лекарства, еще висел в каюте – и усилился, когда совсем рядом с Мазуром осторожно пронес совок Лымарь.

Подняв голову, Мазур встретил взгляд адмирала – не злой, как следовало бы ожидать, а полный боли. Именно этот взгляд и заставил молчать, хотя у Мазура так и рвалось из груди то ли ругательство, то ли оханье.

– Как же...– только и пробормотал он.

Дракон нагнулся к нему, произнес тихо, доверительно:

– Понимаешь, Валерка Гридасов – золотой мужик. Я с ним воевал, от звонка и до звонка, Отечественную, а потом и с япошками. Он правильный мужик, ясно? Моряк от бога. Ни в чем он не виноват, конечно, но из-за этой поганой мокрохвостки, зуб даю, не только может огрести полные трюмы неприятностей, но и погон лишиться. А это будет неправильно. Категорически неправильно... Только кто ж нас послушает, наверху после этого пидера, Саблина, совсем озверели, в другое время еще можно было рассчитывать на объективное рассмотрение, а теперь... Нас тут пятеро, и четверо собираются молчать, как рыбы... Присоединишься?

– А...

– Получится,– подхватил Дракон на лету его невысказанную мысль.– Обойдется. Будет, конечно, Валерке втык и разнос, не без того, но это уже пройдет по другому разряду. Нам, старикам, к строгачам не привыкать... Видишь ли, эта паршивка сама к нам пришла, чтобы ты знал. И, путаясь в соплях, настрочила обширнейшую явку с повинной. Вон, на столе лежит... эпистоляр, что твоя «Война и мир». Что у нас прописано в уголовном кодексе? Освобождается от ответственности гражданин СССР, завербованный западной разведкой, ежели он пришел с повинной и чистосердечно во всем признался. Пришла она и призналась. А потом сердчишко не выдержало. Для адмирала Гридасова этот вариант весьма неприятен, но другой расклад был бы еще хуже... Я на тебя надеюсь, Кирилл... Все я понимаю, что у тебя на душе, да, видишь ли, войны никогда не бывает ни слишком мало, ни слишком много. Война – она и есть война. На аркане тебя в «морские дьяволы» не тянули, сто раз мог гордо развернуться и уйти...

Мазур покосился на Лаврика.

– Там тоже могила,– сказал адмирал.– Ребятки молчать умеют...

Мазур молчал, избегая смотреть в сторону раздвинутой на полкаюты белой ширмы. Несколько дней назад, совершенно точно знал, принялся бы что-то вякать, в бутылку лезть, но вот теперь... Что-то сломалось в душе навсегда. Быть может, это означало, что он повзрослел окончательно.

– Как пистолет с одним патроном в старину? – спросил он, кривя губы в жалкой, вымученной улыбке.

– Вроде.

– Где расписаться?

– Вон там, Самарин покажет...

* * *

...Выйдя на шлюпочную палубу, он плюхнулся на белую скамейку и равнодушно смотрел, как исчезает на горизонте атолл – «Сириус» – уходил прочь от того места, где покоились на дне «Агамемнон» и «Русалка», где в подводной пещере лежали рядышком свои и чужие, где старший лейтенант Мазур показал себя настоящим «морским дьяволом», но получил взамен выжженный напрочь кусочек души. Ему казалось, что теперь он не сможет никого любить и верить никому не сможет – за исключением своих, родной стаи...

– Ну, наконец-то я тебя нашла...

Он равнодушно поднял глаза – Мадлен стояла над ним, в белых брючках и легкой синей блузке, свежая, веселая, улыбающаяся. Гибко присела рядом:

– Я, случайно, не помешала полету научной мысли? Если ты рождаешь эпохальную теорию, так и скажи...

– Да нет,– сказал он вяло.

И уставился на ее шею, едва заметно пульсировавшую артерию под ухом. Мазур вовсе не хотел ее убивать, он же не сошел с ума, в конце-то концов, просто задумался вдруг: если чикнуть лезвием по этому самому месту, по загорелой коже, все будет легко. Что-то с ним произошло, что-то в нем изменилось – он смотрел на человека и думал, как нетрудно, оказывается, его убить. Несильное движение клинка... Нет, он не рехнулся, но определенно стал другим, смотрел теперь на людей по-иному...

– У тебя что-то случилось?

– Да нет,– сказал он спокойно.– Просто не выспался.