Комбат в западне - Гарин Максим

— Что бы к завтрашнему дню здесь идеальный порядок навел, капитан.

Он подошел к столу, взял в руки протокол и держа его где-то в метре от лица, как это делают дальнозоркие люди, принялся читать.

Только тут Подберезский вспомнил, что трубка телефона еще не повешена, а значит, есть связь с Москвой.

Он схватил ее:

— Леонид Васильевич!

И тут отозвался незнакомый ему голос.

— Это Подберезский?

— Да.

— Он просил передать вам, что скоро будет в Калининграде.

— К нам вопросов больше нет? — поинтересовался гээрушник, подталкивая Подберезского к двери.

— Если у них нет, — пожал плечами генерал, то и у меня тоже. Вы, капитан, хотите что-нибудь узнать, или может быть, сержанты желают? — Когда генерал говорил, он недовольно кривил губы, понимал, что его люди действовали в общем-то правильно, но после звонка из Москвы чувствовал себя неуютно. Его самого отчитали как мальчишку, и теперь он хотел заставить чувствовать то же самое и других.

— Нам некогда, — Подберезский шагнул к столу, забрал с него свой пистолет и, не доставая его из полиэтиленового пакета, сунул в кобуру.

На улице по-прежнему моросил дождь, дул ветер.

Небо из иссиня-черного сделалось пепельным. Приближался рассвет. Гээрушник с уважением смотрел на Подберезского. Он не представлял себе, кем должен быть человек, из-за которого посреди ночи может заступиться одновременно министр внутренних дел и начальник разведывательного управления. И не просто вступиться, а вдобавок ко всему поднять на ноги генерала, вытащить его самого из постели. Судя по всему дело завертелось нешуточное и в ближайшее время покоя не жди.

— Едем в Калининград, в управление, — сказал гээрушник, — полковник Бахрушин желает встретиться с вами именно там.

* * *

Чурбаков не рискнул дать своим людям распоряжение, чтобы те сняли с Комбата наручники. Даже больше: он открыл один из деревянных ящиков с набитым на него черным трафаретом времен гитлеровской Германии и нашел там короткую, сантиметров на шестьдесят цепь для сковывания ног. Даже находящегося в клетке Комбата Чурбаков опасался.

Но к удивлению бывшего генерал-лейтенанта Рублев не кричал, не бросался на прутья, придя в себя. Он умел в любых ситуациях сохранять хладнокровие и ясный рассудок, хотя, естественно, ему хотелось наброситься на мерзавцев и разорвать их в клочья. Но Борис Рублев подумал:

"Бахрушин послал меня дело делать, а не морды бить и головы отрывать. Значит, прежде всего я должен узнать здесь ли Жак Бабек. А для этого поначалу мне нужно только одно — чтобы охранники вышли из помещения. Тогда, переговорив с другими узниками, узнаю.

Да и то говорить надо осторожно. Кто знает, может в одной из клеток сидит провокатор, специально подсаженный Чурбаковым, чтобы передавать тому разговоры заключенных".

Свиридов с Бородиным, как и всем новичкам, объяснили Комбату условия содержания для новых русских:

— Можешь получить все, кроме свободы пока, естественно, за деньги. И большие. Подписывай бумаги, оформляй дарственные. Если надо организуют и факс.

За сто тысяч баксов можем организовать и бабу, — на прощание сказал Бородин, и свет в подземной выработке стал раз в пять слабее.

Рублев, гремя цепями, подошел к решетке, прижался к ней лицом и стал всматриваться в узников.

«Да, этот уже не жилец», — подумал Рублев, глядя на Поповича.

Тот сидел на полу, сложив ноги, безумно вращал глазами и тыкал грязным скрюченным пальцем в широко открытый рот.

— Ам, ам!

"Добрался Андрюха или нет? Небось, ему тоже дряни подсыпали. Действуют, как вороватые проститутки.

То ли клофелинчика, то ли еще чего в водку влили.

А попробовали бы они взять нас голыми руками! Нет, все-таки Андрюха, наверное, ушел, значит, Бахрушин в курсе. А что толку? Не знает же Подберезский куда меня приволокли. Да я и сам не знаю. Вроде бы под землей сидим".

Гетман держался еще молодцом, хоть как-то, но еще заботился о внешнем виде.

«Этот уже с недельку сидит», — решил Комбат, сориентировавшись по щетине, покрывавшей щеки торговца моющими средствами.

И вот в одной из клеток он увидел того, кого искал.

Он непременно заметил бы его раньше, но Жак Бабек испуганно жался к стене, оставаясь в темноте.

— Бабек! — негромко позвал Комбат.

Жак встрепенулся, услышав свое имя из уст неизвестного ему человека.

— Вы меня знаете? — с сильным акцентом, все еще опасаясь подвоха, сказал он.