Добро пожаловать в Ад - Гарин Максим

Лететь гражданским самолетом Комбат не мог по понятным причинам. Личность по фамилии —Рублев с недвусмысленно определенной внешностью до сих пор находилась в розыске. Пришлось связаться с Бахрушиным — тот приехал проводить материально-техническую инспекцию подмосковных военных аэродромов.

До Бахрушина уже дошли известия о розыске. Но человека, хлебнувшего вместе с Комбатом афганского лиха, ничто не смогло бы переубедить: если Рублев нарушил закон, то ради борьбы со злом. Не важно сколько они не виделись: сталь такого закала не может поддаться ржавчине. Бахрушин ни на секунду не усомнился в старом боевом товарище.

— Помогу, чем смогу, — не побоялся вслух произнести он по служебному телефону, Так трое граждан, ни имеющих формального отношения к армии оказались на борту «транспортника».

Внутренности самолета не были предусмотрены для перевозки людей. Как только он набрал полную высоту, здесь сильно похолодало. Удовиченко уснул так крепко, что даже мороз его не разбудил. Комбат и Виктор сели, плотно прижавшись спинами, чтобы хоть немного согреться.

— Слушай, а если б тогда Рита не погибла?

— Что бы я делал? Понятия не имею.

— Стал бы жить у нее?

— Исключено. Я не того поля ягода, чтобы надолго слепиться с женщиной. У меня даже в курсантские годы мало оставалось для них времени.

— А я вот слепился. Она до сих пор жива — просто нас теперь двое в одном теле.

— Тогда береги ее.

Холод проникал до костей, огромный люк наружу был неплотно задраен и оттуда тянуло небесной стужей.

— Продержишься? — спросил Комбат.

— Надо репортера разбудить.

— Не надо, ему так теплее. Нам бы с тобой тоже не мешало заснуть.

— Не будь той встречи с Ритой, ты, наверняка, ввязался бы в другую историю. Иногда человек выкатывается на колею, с которой уже нет поворотов.

* * *

По маршруту следования состава стали попадаться тополиные рощи, пыльные станции с бродячими собаками, дынными корками и облупленной штукатуркой советских времен. Без коротких стоянок не обходилось: где-то не успели перевести стрелки, куда-то еще не дошло распоряжение о «зеленой линии».

Никто особо не переживал. Можно минут на десять почувствовать под ногами твердую землю, обновить запас воды, набрать два десятка дынь за символическую цену. На время стоянки вдоль состава мигом выстраивалась цепочка охраны, чтобы потом по гудку тепловоза так же быстро втянуться в два пассажирских вагона головной и конечный.

В Ташкенте Удовиченко какими-то неисповедимыми путями удалось узнать о поезде, отправившемся из Байконура на юг. В этом направлении вела единственная магистраль, поэтому программа действий вырисовывалась ясно…

В три часа ночи летящий вперед конус света выхватил шест с красным флажком. Шест торчал прямо по курсу — у машиниста было слишком мало времени на раздумье, и он принял решение тормозить. Флажок мог означать отрезок вышедшего из строя пути, неоконченный ремонт.

Из-под колес сыпались искры, дежурные боевики передергивали затворы, те, кто спал, чертыхались, хватаясь за что придется, чтобы не упасть с полок.

Именно в эти секунды Комбат зацепился за последний, теперь уже медленно катящийся вагон. Поймал в темноте руку Виктора, подтянул его наверх. Потом помог Удовиченко — у того уже дух зашелся от рывка на короткую дистанцию.

Точно в таком же порядке они залезли на крышу вагона. Виктор и Комбат заняли позицию над одной и другой дверями. Репортер, боясь сползти вниз, лег на живот и потянул из вещмешка на спине камеру Первой открылась дверь, которую взял под прицел Комбат. Несколько человек с автоматами наперевес спрыгнули на гравий и, матерясь сквозь зубы, стали вглядываться в темноту. Рублев не спешил нажимать на спусковой крючок, он ждал пока откроется вторая дверь — не хотел спугнуть других.

Но тут кто-то из боевиков обернулся и заметил блеснувший на крыше объектив.

— Здесь! — заорал он, но выстрелить не успел.

Комбат дал очередь — половины рожка хватило на четверых. Приоткрывшаяся было вторая дверь резко захлопнулась. Еще через секунду вагон дернуло: услышав стрельбу машинист мигом уяснил себе назначение флажка и дал полный вперед.

Удовиченко и без того неуверенно чувствовавший себя на выпуклой, закругленной к краям крыше выронил камеру. Инстинктивно дернулся за ней и стал съезжать вниз. Комбат был слишком далеко, чтобы удержать его.

Камера глухо стукнулась о гравий. Для Удовиченко самым разумным было бы точно так же упасть вниз — поезд еще только набирал скорость и он отделался бы переломом. Но падать было страшно. Скользя вниз, он зацепился за какой-то подвернувшийся под руку выступ.