Бульдожья схватка - Бушков Александр

Именно так с ним и произошло, когда он увидел Катю. Все тревоги и нехорошие предчувствия вылетели из головы. Глупости эти сейчас не имели значения. Это была женщина его мечты, и точка…

Он сидел в кресле, отчаянно пытаясь собраться с мыслями и выдавить из себя хоть одно приличествующее случаю словечко, а русоволосая сероглазая Катя стояла перед ним в явном замешательстве, неловко держа перед собой огромный прозрачный пакет, битком набитый всякими яствами, — а в глазах у нее, сильное подозрение, поблескивали слезинки. Даже не поймешь, чего в ее взгляде больше — облегчения или усталого горя…

Так бы эта немая сцена и тянулась вплоть до полного тупика, но обстановку неожиданно разрядила юная «падчерица» — она-то как раз, судя по виду, тягостными мыслями не маялась, а попросту таращилась на Петра с безжалостным любопытством молодого веселою зверька. Сразу видно было, что создание это — ехидное, ужасно самостоятельное и балованное. Старательно шаркнув ножкой, юная особа присела:

— Здравствуйте, папенька!

— Надя! — чуточку нервно прикрикнула Катя.

— Да пустяки, — сказал Петр, придя немного в себя. — Пусть себе самоутверждается, я в ее возрасте тоже был не подарок… — Он встал, стараясь не двигаться чересчур уж живо. осторожно вынул у Кати из рук целлофановый рог изобилия. — Зря ты это, мне столько натащили всего… Садитесь. Что тебе доктор наговорил? Катя, со мной в порядке… ну, почти.

Она сидела напротив с тем же трудноопределимым выражением на прекрасном личике — то ли плакать собиралась, то ли со всем облегчением вздохнуть. Наденька, на ленинский манер засунув большие пальцы в кармашки светлого пиджака, прохаживалась по обширной палате и. судя по всему, чувствовала себя абсолютно непринужденно, в отличие от скованно сидевших взрослых индивидуумов. Пощелкала пальцем по экрану телевизора, потрепала обивку кресла:

— Рада вас видеть в добром здравии, папенька. Медсестрички тут у вас, надо сказать, впечатляющие. Из «мисок», поди, набирали?

— Надежда!

— Катя, да оставь ты ее, — сказал Петр, внезапно ощутив прилив уверенности. — Пусть дите порезвится. И не смотри ты на меня так трагически, я тебя умоляю. Все в порядке. Местами чуточку отшибло память, но в основном

— бодр и свеж. Ну, улыбнись.

Она попыталась улыбнуться — кое-как получилось.

— Ого! — бросила Наденька у него за спиной. — Разговор принимает романтический оборот… Может, мне вас покинуть на часок, пока вы тут пообщаетесь? Маменька, папенька по тебе определенно стосковались, вон как глазищами пожирают…

Катя отчего-то легонько покраснела. Петра и самого бросило в жар — черт, до чего глазастое дите…

— Все нормально, Катя, — сказал он как мог солиднее. — Завтра обещали выписать.

— Вот радость-то… — тихонько пробурчала за спиной Наденька.

«А ведь у Пашки, сдается, непростые отношения с этим киндером, — подумал Петр. — Отголоски чувствуются. Впрочем, это уже и не киндер вовсе, девушка прямо-таки, четырнадцатилетние нынче — существа акселерированные».

— Не язви, Надежда, — сказал он, не оборачиваясь. — Оба мы с тобой не подарки, не отмахнуться от этого факта… что ж делать? Сосуществовать…

— Положительно вы, папенька, помягчели к ближним… — бросила дерзкая отроковица.

— А иди-ка ты погуляй, дитя природы, — сказал Петр. — Там, из коридора, проспект видно, машины ездят и люди ходят, пейзаж… Давай-давай, нам с матерью поговорить нужно.

— В самом деле, Надя… — обрадованно подхватила Катя.

— Слушаю и повинуюсь, — фыркнула девчонка, исчезая за дверью.

Петр вздохнул не без облегчения. Катя порывисто встала, пересела на широкий подлокотник его кресла и крайне осторожно попыталась его потрогать.

— Глупости, — сказал он, замирая от прикосновения теплых ладоней. — Ничего не сломано, ничего не разбито. В памяти только провалы там и сям, но это пройдет, образуется…

— Врач мне подробно объяснял… Господи, ну зачем тебя туда понесло… — Она отстранилась, оглядела его, прижалась к плечу, прильнула, засыпав его лицо распущенными волосами. — Неделю к тебе не пускали, я думала, они врут, что все нормально, всякое передумала…

Было в ее движениях и словах что-то странное — словно бы и пыталась дать волю чувствам, и боялась. Положительно, некая скованность присутствовала, Петр ее отчетливо чуял.