Шальные деньги - Воронин Андрей

"Чтоб они сдохли”, – подумал Кирилл Андреевич, направляясь в ванную комнату. Он тщательно выбрился, пригладил редкие волосы. Лицо было землистого цвета с мешками под глазами. “Выгляжу я ни к черту, – подумал Кривошеев. – Ничего, скоро это кончится. Стану я красивым, как звезда Голливуда”.

Среди сослуживцев Кирилл Андреевич пользовался непререкаемым авторитетом. У него спрашивали совета, с ним консультировались. Решения, которые предлагал Кривошеев, всегда отличались оригинальностью. Иногда они шли вразрез с законом, но неизменно давали блестящие результаты.

Полковник знал, что он из всех, кто работает с ним рядом, самый лучший, самый талантливый, самый толковый, и, как всегда бывает в подобных ситуациях, Кирилл Андреевич был убежден, что его недооценивают, что ему по жизни недодают.

Почти всю свою сознательную жизнь Кривошеев имел дело с деньгами. Он проверял крупные предприятия, холдинги, торгово-промышленные объединения. К огромным цифрам с многочисленными нулями Кривошеев привык. Они не приводили его в дрожь, как простого обывателя. На колонки цифр он смотрел так, как корректор смотрит на текст: с одной единственной целью – найти не правильно поставленную запятую, двоеточие, тире, не ту букву и после этого мерзко и сладенько улыбнуться, потереть ладонь о ладонь, сплести пальцы, громко хрустнуть ими и сказать, естественно, не вслух: “Вот и попались, голубчики”. Затем быстро-быстро с помощью компьютера все просчитать и получить ответ – насколько же из-за не правильно поставленной запятой пострадало государство. Затем с этим ответом прийти к начальству, быстро и толково – так, чтобы глупые начальники смогли понять схему, все объяснить, преподнести результат на тарелочке.

– Ну, Кирилл Андреевич, ты просто молодец. Хорошая работа.

– Стараемся, – как правило, говорил Кривошеев, и его узкое лицо становилось еще более вытянутым, похожим на огурец.

После того как начальство получало результат, от всего остального полковник Кривошеев мог устраниться, что он, как правило, и делал, Он предпочитал находиться в тени, прекрасно зная, что после того, как он получил результат, к конторе фирмы, которую он проверял, подъедет несколько автобусов, выскочат люди в камуфляже, с оружием и начнется выемка документов.

Процедура, в сущности своей, мерзкая, неинтересная, но с точки зрения обывателя и телевизионных журналистов самая, что ни на есть важная. Людей будут ставить к стене, сейфы вскрывать, кабинеты опечатывать, все документы связывать, заклеивать скотчем и вывозить.

Побрившись, Кирилл Андреевич Кривошеев начал насвистывать. Насвистывал он неприятно, попискивая, как мышь, спрятавшаяся за шкафом. Жену его свист безумно раздражал. Тем не менее она терпела, зная, что, если муж насвистывает, значит, у него какие-то неприятности и его лучше не трогать. Настроение у него в таких случаях мерзкое, отвечать на вопросы он не станет, а если его зацепить, то можно нарваться на пару грубостей.

Кривошеев насвистывал, бродя по дому. Ему не нравился скрип половиц, не нравилась отцовская дача в старом фруктовом саду, не нравились соседи, раздражала жена, вызывали отвращение дети: два сына-оболтуса, студенты московского университета, поступившие в него не сами, а с его помощью.

Кирилл Андреевич всего добился сам, даже без отцовской поддержки, хотя, лишь намекни он отцу, тот сделал бы для него все. Кирилл Андреевич с детства был человеком самостоятельным.

Говорить он не любил, слыл молчуном. Не мрачным и угрюмым, а сам себе на уме. Говорить в глаза Кривошееву все, что о нем думают, сослуживцы не решались – как никак он работник опытный и очень толковый. В случае чего и совета не даст, и подножку по службе может поставить, причем там, где никак не ожидаешь. Тогда упадешь лицом в грязь и отмыться сможешь очень нескоро.

Кирилл Андреевич оделся и появился в столовой в белой рубашке, при галстуке, в идеально отутюженных брюках, в сверкающих туфлях. Ольга Павловна уже разливала по чашкам чай. Кирилл Андреевич, не глядя на жену, сел на свое место в отцовское кресло и принялся, звеня ложечкой, размешивать чай в стакане. Ложечка звякала, жену это звяканье выводило из себя.

– Может, хватит звенеть, – прошептала она. Кривошеев вытащил ложечку, облизал ее и аккуратно опустил на блюдце. Поднеся ко рту стакан в серебряном подстаканнике, он сделал глоток.

– Я сегодня останусь ночевать в городе, – сказал он жене.