Шальные деньги - Воронин Андрей

– Ложись спать.

– Да, спать.., я хочу спать.., я все время сильно хочу спать.

– Вот и ложись. Пока меня не будет, единственное, что ты можешь делать, – это ходить в туалет.

– Дверь за собой закрывать можно?

– Нельзя, – резко произнес Кирилл Кривошеев.

– Понял, нельзя, значит, не буду. Женя стал раздеваться, аккуратно сложил одежду на стул, лег в кровать, натянул одеяло до груди и закрыл глаза.

– Ты спишь? – спросил Кирилл Андреевич.

– Да, я сейчас усну.

Кривошеев оставил зажженной настольную лампу. За время пребывания в сумасшедшем доме Евгений привык спать со светом.

Закрыв дверь на два замка, Кривошеев спустился к машине, взглянул на окна. С улицы можно было подумать, что в квартире спит маленький ребенок, который боится темноты, и родители включили ему ночник. Картинка была уютная: цветастые занавесочки и теплый домашний свет.

"Я все-таки мерзавец, – пронеслось в голове Кривошеева, но развивать дальше эту мысль он не стал, слишком она была болезненна, терзала. – А волноваться мне сейчас ни к чему, – подумал полковник. – Я должен быть спокойным, соблюдать хладнокровие и выдержку, ведь именно от этого зависит успех задуманного мной предприятия”.

Глава 12

"Вот до чего довела шефа тяжелая ответственная работа, – говорили сослуживцы полковника Кривошеева у него за спиной. – Говорят, тяжело мешки с зерном тягать, но считать и переводить деньги, придумывая всевозможные схемы, еще тяжелее. Наш шеф всегда был бодрым, спортивным, подтянутым, а тут по несколько раз в день жалуется на нестерпимую головную боль. Всех достал – нет ли таблеточки – и очки начал носить дурацкие с затемненными стеклами. Глаза у него болят. Наверное, и глазное давление поднялось. Ведь целый день, с утра до вечера, на столбики цифр смотрит, компьютер не выключает. Техника и та не выдерживает, не то что человек”.

Кривошеева жалели, ему сочувствовали. Именно этого он и добивался. О головных болях Кривошеева знали уже и в администрации президента, и в офисах олигархов. Данилов даже предлагал ему своего личного врача.

– Не сейчас, не сейчас… – говорил Кривошеев. – Закончим все, выпьем коньячку, поеду к жене на дачу, там в тишине отлежусь, отосплюсь, птичек послушаю, по траве босиком похожу, яблок поем прямо с дерева.

– Вам бы на Средиземном море отдохнуть или на островах в океане.

Кривошеев грустно улыбался:

– Во-первых, не с моей зарплатой, а во-вторых, кто же меня выпустит, хранителя государственных тайн.

– Положим, отдых вам, Кирилл Андреевич, я и Ленский с легкой душой и чистым сердцем устроили бы.

Данилов уже не вспоминал о шестидесяти тысячах, которые спасли ему несколько миллионов.

– Нельзя, к сожалению, – разводил руками Кривошеев, грустно улыбался и морщился от нестерпимой головной боли. – Таблеточки у вас не найдется?

– Какой именно?

– Я их названий даже не знаю, ведь раньше никогда не пользовался. Голова даже с похмелья не болела, а тут на тебе.

– А коньячок на ночь пробовали?

– Пробовал, еще хуже.

– Это смотря сколько выпить, – с видом знатока произносил Данилов. – Да и коньяк коньяку рознь. Я вам могу пару бутылок из своего бара предложить.

– Только после того, как…

– Ну что ж, Кирилл Андреевич, хозяин – барин.

Наконец Кривошееву удалось убедить всех, что он стал рассеянным, часто говорит невпопад, всецело поглощен работой, собственными мыслями и головной болью. По вечерам его никто не мог найти дома. Кривошеев предупредил:

– Хватит с меня и рабочего времени. Телефонную трубку снимать не буду, по вечерам я гуляю, дышу воздухом.

Дозвониться до него никто и не пытался, боясь потревожить или вызвать раздражение.

Между тем на какое-то время полковник налоговой полиции стал чуть ли не главным человеком в государстве. Именно в его голове хранились все схемы и очередность их применения в сложнейшей финансовой операции.

* * *

Лия никак не ожидала увидеть на пороге своей квартиры Ленского. Первым ее желанием было захлопнуть дверь перед самым его носом, но мужчина успел вставить между дверью и косяком ногу. Лишь после этого к женщине вернулось благоразумие.

В руках у гостя был пакет, в подъезд он поднялся без охраны. Такой чести Лия не удостаивалась даже в те времена, когда Ленский объяснялся ей в любви.

– Ты чего-то боишься?

– Заходи, – Лия пропустила его в квартиру и прислонилась к дверце шкафа, как бы давая понять, что еще раздумывает, пригласить Ленского или нет.