Жизнь взаймы - Гладкий Виталий Дмитриевич

– Мне бы… на консультацию, – робко сказал Паленый.

– Документы, – потребовала регистраторша.

Этого момента он боялся больше всего. Вдруг покойный Князев – известная личность? Правда, он был прописан в другом городе, который находится далеко отсюда, но все же…

Однако все его страхи оказались напрасными. Девушка быстро заполнила электронный формуляр, принтер выдал бумажку, и регистраторша коротко сказала, возвращая паспорт:

– В кассу.

– Ск… Сколько?

В этот миг у Паленого даже во рту пересохло.

– Четыреста рублей, – ответила девушка равнодушным тоном.

Паленый облегченно вздохнул. Он боялся, что регистраторша назовет сумму, которая ему не по карману. Получив кассовый чек, он с горечью вздохнул – деньги Есесеича убывали со страшной быстротой.

– Идите за мной, – возник откуда-то охранник, крепкий парень с неподвижным, бесстрастным лицом.

Паленый покорно потопал ему вслед. Они поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж и остановились перед красивой дверью с массивной бронзовой ручкой.

Охранник постучал. Дверь ответила голосом встроенного в нее динамика:

– Заходите.

– Пожалуйста, – вежливо сказал охранник, предупредительно распахнув дверь перед Паленым.

Паленый очутился в просторном кабинете, обставленном удобной и очень дорогой мебелью. За столом сидел крупный полноватый мужчина в белом халате, который работал на компьютере. Он поднял голову и дружелюбно улыбнулся.

– Садитесь, – предложил он, указывая на одно из кресел.

– Спасибо, – поблагодарил Паленый. – Здравствуйте! – спохватился он, вспомнив, что не поприветствовал хозяина кабинета.

– Добрый день…

Острые глаза главврача профессионально цепко впились в лицо Паленого. Улыбка на его круглой физиономии сменилась выражением озабоченности. И сочувствия, что было для Паленого явлением удивительным. На него так никто не смотрел, даже Есесеич.

Для старика он был товарищем по несчастью, и обожженное лицо Паленого являлось всего лишь антуражем изгоя, так же как и покарябанные в пьяных драках рожи других бомжей. Поэтому о сочувствии не могло быть и речи.

Каждый бомж сочувствовал только самому себе. И не потому, что сердца бездомных бродяг совсем очерствели. Просто такое отношение к своей персоне помогало бомжам удерживаться на плаву. Эгоизм был дополнительным источником жизненной силы, так необходимой для выживания в экстремальных условиях.

– Вопрос ясен, – негромко сказал врач самому себе. – Вы хотите, чтобы я сделал вам лицо, – констатировал он свои наблюдения.

– Да. Это… возможно?

– Хотелось бы ответить утвердительно прямо сейчас, однако, без детального обследования и многочисленных анализов, которые вам нужно сдать, ничего конкретного сказать не могу. Что касается самой операции, то она будет сложной – это я точно знаю.

– Сколько… это будет стоить?

Только теперь главврач перевел взгляд на одежду Паленого. И сразу же определил, что перед ним сидит человек с малым достатком. Его лицо посуровело, а в глазах мелькнуло сожаление.

– От пяти до десяти тысяч долларов, – ответил он сухим голосом. – Это не дешевое удовольствие.

– Я понимаю…

Паленый встал.

– До свидания, – сказал он вежливо.

Врач коротко кивнул. Его крепкие длинные пальцы выбивали на полированной крышке стола барабанную дробь.

Уже возле самой двери Паленый резко обернулся и сказал:

– Я еще вернусь.

– Будем ждать… – Голос главврача звучал холодно и отчужденно.

Паленый пришел в себя лишь на скамейке городского парка. Его колотил крупный озноб, словно он внезапно заболел, и у него резко повысилась температура. Большего унижения в том отрезке жизни, который он помнил, ему еще не приходилось испытывать.

То, что ему немало довелось пробыть в шкуре отверженного со свалки, он унижением не считал. Паленый сам туда пришел, сделав такой выбор под давлением обстоятельств. Он зарабатывал на сборке вторсырья ровно столько денег, сколько ему было нужно, чтобы покормиться.

Что-то копить на "черный" день не имело смысла, так как все дни на свалке были черными и лишь иногда – серыми. Поэтому проблема отсутствия денег перед Паленым не вставала во всей своей неприглядной наготе и жестокости. Просто время от времени приходилось затягивать пояс потуже – всего лишь. Это были мелкие неприятности.

Но сейчас Паленый вдруг осознал, что он не только нищий – он полный нуль. И ничего изменить нельзя. Потому что у него нет денег.