Четвертый тост - Бушков Александр

– Ох ты! – сказал Сергей неприязненно. – Философ ты у нас, оказывается?

– Зачем философ? Я раньше пастухом был. Много думал. Пастухи много думают, у них времени хватает… Мы ж не слепые.

– Так ведь воюешь, философ? – спросил Костя.

– Воюю, – пожал плечами Заурбек.

– И дальше будешь?

– А что делать? Такой расклад судьбы. Все от Аллаха. Если начал, уже не остановишься.

– Ага, – сказал Костя. – Сейчас, как водится, вспомнишь своего мудрого дедушку, который говорит, что нельзя дважды снять урожай с одной чинары, а в одну и ту же воду дважды не войдешь…

– Не бывает никакого урожая с чинары, – сказал Заурбек. – И чинары у нас не растут. А дедушка уже ничего не говорит, его дудаевцы зарезали, когда он застрелил ихнего Гойбетирова.

– Вот это номер! – искренне удивился Сергей. – Что же ты и дальше воюешь, философ?

Я же не у дудаевцев воюю, – сказал Заурбек досадливо. – Ты не поймешь, где тебе понять. Я у Джинна воюю. А дудаевцев я сам, случалось, резал. И за дедушку, и вообще.

«Действительно, хрен вас поймет, – подумал Костя. – Слава богу, что нам и нет нужды вас понимать, мы не для этого существуем, совсем не для этого…»

На душе было пакостно: все, о чем говорил этот долбаный ваххабит, они не раз обсуждали между собой, но вот Заурбек не должен был при них упоминать такого, потому что это неправильно. В чем неправильность, он не мог бы определить точно, злился еще и из-за этого. Стыдно перед Заурбеком, вот что, – за то, что насчет Москвы и тамошних жирных котов чечен тысячу раз прав, а он не может быть прав, поскольку – злой чечен…

Чтобы прогнать эти стыд и неловкость, он вспомнил, что этот чертов философ, внук зарезанного дедушки, вчера выдал им аванс за оружие фальшивыми долларами. Все полсотни купюр, как в темпе установили здешние специалисты, оказались фальшаками, правда, мастерски исполненными, вероятнее всего, даже не в Иране, а в Западной Европе – или, учитывая происхождение Джинна, где-нибудь под Карачи…

– Мы сразу уедем, как только погрузимся? – поинтересовался Заурбек, на сей раз гораздо эмоциональнее.

– А что? – покосился на него Сергей, перехватил взгляд. – А-а, на лирику тянет?

Ну и тянет, – согласился Заурбек, поглядывая на девиц в коротком, открытом и облегающем, шлявшихся там и сям четко рассчитанными маршрутами. – В горах этого нету.

– Увы, – злорадно сказал Сергей. – Уезжаем сразу, как только погрузимся.

– Ага, – кивнул Костя. – И никакой тебе лирики. Белла, чао, Белла, чао, Белла, чао, чао, чао… – Он насвистел мотив и даже припомнил обрывки куплета: – Я проснулся сегодня рано в нашем лагере в лесу…

К его удивлению, Заурбек грустно подхватил:

– Прощай, родная, вернусь не скоро, Белла, чао, Белла, чао, Белла, чао, чао, чао, я на рассвете уйду с отрядом горебалдейских партизан…

– Гарибальдийских, балда, – хмыкнул Костя. – Ты-то где песенку ухитрился слышать? Сколько лет прошло…

– Как это – где ухитрился? Мы ж все когда-то жили в Советском Союзе, не забыл?

«А ведь забыл, – горько усмехнулся про себя Костя. – И забыл, что такое Советский Союз, и забыл, что вы тоже в нем вообще-то, проживать изволили…»

– Помнишь, было такое кино? – немного оживился Заурбек. – Я маленьким смотрел. «По следу тигра». Там постоянно – Белла, чао, Белла, чао, Белла, чао, чао, чао… Видел?

– Ну.

– Помнишь, как там наш – из трехствольной зенитки – ап! ап! ап! Прямо по колонне.

– Наш? – хмыкнул Костя.

Заурбек самую чуточку смутился:

– Ну, тогда был как бы наш… Тогда все были – или наши, или не наши.

– А сейчас, по-твоему, по-другому? – без выражения спросил Сергей.

– Сейчас вообще все другое, – подумав, заключил Заурбек. – И ничего уже не поймешь…

«Навязался на мою голову, козел горный», – зло подумал Костя.

Скверно, что он сейчас начинал видеть в этом хреновом ваххабите живого человека. Чуть ли не личность. Это никоим образом не повлияло бы на его отточенные рефлексы, если бы в следующую секунду Заурбека пришлось бы… хм, нейтрализовать, разъяснить, снять с доски. Слишком много мы повидали, чтобы растечься соплями от умиления от того только, что этот козел видел те же фильмы и помнит те же песни. Здесь другое. Нельзя видеть человека в том, кого, очень может быть, понадобится профессионально убивать. Нельзя. Если не видеть, все проще… Вероятный противник должен оставаться абстрактной фигурой, лишь внешне имеющей полное сходство с живым человеком, абсолютно для тебя неизвестным…