Лагерный пахан - Колычев Владимир

– Я вот что думаю… – Мигунок вопросительно глянул на Трофима, ожидая разрешения продолжить свою мысль.

Трофим согласно кивнул. Червячка заморили, водочкой его слегка залили, можно и о делах поговорить.

– Надо бы нам рыночек наш прижать, – осторожно, без фанфаронского пафоса продолжил Лешка. – Медяка мы опустили, если надо будет, и Делапута прижмем. С таким паханом, как у нас, мы любого уроем!

– Надо будет, и Делапута уроем, – неопределенно пожал плечами Трофим. – А нам это надо?

– Да на этой балочке такие денежки крутятся, что нам и не снилось… Ты у матушки своей не спрашивал, сколько она лавья Медяку отстегивает? – резонно спросил Мигунок.

Трофим задумался… Не сообразил он задать матери такой вопрос. А ведь надо было бы спросить… Но сама же она не жаловалась. Значит, не все так уж и плохо. А может, она нарочно не затрагивала эту тему, чтобы он не стал выяснять отношения с рыночной братвой – дабы не нарваться на неприятности…

– Все равно, сколько она там раньше отстегивала. Зато сейчас отстегивать не будет, – сказал он. – Медяка мы, считай, опустили, после такой лажи никто не станет его держать за центрового…

– Делапут другого поставит, и все равно шерсть стричь будет. А он глубоко стрижет, мы видели – знаем. С матушки твоей конкретно стружку снимает…

– Скорее всего так и есть, – кивнул Трофим.

– А кто он такой, чтобы слам снимать? Он же не блатной, на зоне не мотал. Какие у него понятия? По каким понятиям он с людей стрижет?..

Трофим снова задумался… Как ни крути, а Лешка прав. Делапут потому и Делапут, что ничего из себя не представляет. Набрал рэкетирскую кодлу из мордоворотов, поставил под себя весь город и жирует, как паук на паутине. Хотя прав на то не имеет. Фраер он дешевый, с него самого снимать надо…

– И что ты хочешь? – брюзгливо спросил Трофим. – Рынок под себя взять?

– А почему бы и нет! Мы уже Медяка сделали… Ты его сделал…

– Не менжуйся, правильно ты сказал, мы его сделали, – приободрил его Трофим. – Без вас не было бы форсу… Медяка мы сделали, да. Но балочка от этого нашей не стала. Чтобы рынок под себя взять, надо Делапута на правилку ставить. А это не наш размах. Можно дров наломать, а лес так и останется стоять…

– Да почему не наш размах? Надо будет, я с десяток пацанов толковых подгоню… Стрелу Делапуту забьем…

– На стрелу с волынами ездят…

– Будут волыны. Я уже пробивал по этой теме…

– И что ты пробил? – Трофим настороженно глянул на Мигунка.

Похоже, идея подмять под себя рынок, а с ним и весь город, родилась не с бухты-барахты. Судя по всему, пацан давно об этом думал, но за дело не брался, потому как мощи не хватало. Но тут появился Трофим, и Лешка быстрехонько воспользовался закрутившейся вокруг него каруселью – сам на нее запрыгнул и пацанов своих подсадил. Трофим – положенец, у него воровской авторитет, выход на больших людей, в принципе, он мог бы поднять волну, которая смыла бы Делапута.

– Да так, есть тут склад один, ну, вояки его держат. Охраняется не очень, шиферину с крыши снимем, влепим скачок – и все дела… Будут стволы, сколько надо, столько и будет…

– И дальше что? – нехорошо усмехнулся Трофим.

– Так это, говорю же, стрелу Делапуту забьем.

– И что мы ему предъявим?..

– Ну, он же не вор… – замялся Мигунок. – А если не вор, значит, не может за городом смотреть…

– Так он и не смотрит за городом, он на бабки его ставит.

– Ну, и это нельзя.

– Я совсем недавно откинулся, так и то знаю, что за дела вокруг. Такими делапутами сейчас вся Москва забита, раньше они там кооператоров доили, сейчас коммерсантов. И, типа, все по понятиям… Времена нынче другие, и то, что Делапут не нашей масти, это не предъява… Что-то другое нужно.

– Что?

– Наезд нужен крутой. По беспределу. С его стороны…

– А если он так наедет, что костей не соберешь?

Трофим замолчал. Все это пустой разговор, вилами по воде. Но Мигунок продолжал мутить.

– Самим на него наехать нужно. Кто первый ударит, тот и победит!

– И наедем. И победим. А дальше что? – сычом посмотрел на него Трофим.

– Как что? Рынок под себя поставим! Всех коммерсантов городских данью обложим. Как короли жить будем…

– Тебе это надо?

– Ну да!

– А мне – нет. Я вор, дела бандитские меня не колышут.

Трофим надеялся, что Лешка заткнется, но у этого пройдохи на все имелся ответ.

– Так это, я могу за бандита! А ты за вора оставайся. Смотреть за городом будешь. Ну, за нами, – он обвел взглядом своих пацанов. – И за воровской общиной…

– За общиной Черёма смотрит.

– Так его подвинуть можно.

– Ты как беспредельщик говоришь… – посмурнел Трофим. – Не ты Черёму ставил, не тебе его двигать…

– Да я чо? Я ничо! – смутился Лешка. Но обороты не сбавил. – Пусть Черёма за общиной смотрит. А ты за нами смотреть будешь. Мы на воровской общак столько отстегивать будем, что Черёме и не снилось… Тебе отстегивать будем, а ты уже дальше там, наверх… И в городе воровская власть, и бабла на общак валом – тебе от бродяг почет и уважение…

Трудно было не согласиться с Мигунком: уж очень красиво он рисовал. Он бригаду в городе держит, деньги на коммерсантах делает, а Трофим всего лишь за всем этим смотрит. То есть ведет себя как правильный вор. А поскольку через него на общак пойдут хорошие деньги, поскольку за ним сила – в авторитете прибавит, с ним станут считаться самые козырные воры. Да и коронуют его очень быстро, даже в тюрьму для этого идти не понадобится… Но Мигунок красиво рисовал на бумаге. А в реальности – масть в городе держит Делапут. И свалить его очень непросто… Но ведь можно его свалить. Можно.

Но как это сделать – здесь нужно было думать. А думать Трофиму как раз и не хотелось. Разомлел он за столом, водочка разморила – хотелось просто сидеть и качаться на хмельной воде.

– Ну так что, завязываемся на это дело? – продолжал доставать его Мигунок.

Трофим недовольно поднял руку. Уже хотел бросить ему в лицо «Заткнись!», когда в комнату вдруг вошла аппетитного вида, румяная с мороза бабенка. Пышные волосы, пышные формы, аромат спелого яблока. Трофим только глянул, и сразу захотелось откусить от нее…

– Водочку пьете? – озорно спросила она.

Голос у нее высокий, бодрящий.

– А меня позвать не догадались?

– Марин, дела тут у нас, – скривился Лешка.

В глазах вопрос: «Какого ляда приперлась?»… Но Трофима скорей раздражал сам Лешка, чем она. Не хотелось ему о делах тереть. На шалости тянуло.

– Ша! Нормально все!

Он многозначительно глянул на Овчара, и тот мгновенно вскочил со своего стула, подал его женщине.

– А вас как зовут? – присаживаясь, чуточку смущенно, с задорным блеском в глазах спросила она.

– Трофим!

– А я Марина, соседка ваша… Это для вас я белье давала?

– Ну, белье-то ты дала, – усмехнулся Лешка. – А сама дашь?

– Фу! Какой ты пошлый! – фыркнула она.

И окатила его язвительно-насмешливым взглядом.

– Может, и дам!..

Трофим вспомнил, что говорил Мигунок о соседке. Веселая вдова, но никому не дает.

– А вы издалека, наверное, приехали? – обращаясь к Трофиму, задушевно спросила она.

– Ну, можно сказать и так…

– Устал, поди!

– Да есть чуток.

– А у меня банька согретая… Я бы тебя веничком оходила. Хороший веничек, дубовый…

Краем глаза Трофим заметил, как завистливо закусил удила Мигунок. Сам, видать, был не прочь попариться в баньке с веселой вдовушкой, но ему такое счастье, похоже, не светит. Зато Трофиму с ходу, считай, такая лафа обломилась… Оказывается, он крут не только на удар. У него и с женщинами все на мази… Какой-никакой, а плюсик в копилку своего авторитета он заработал. Пацаны с еще большим уважением смотрели на него, когда он поднимался из-за стола – чтобы уйти вместе с гарной вдовушкой…

На Зойку больно было смотреть. Верхняя часть головы в бинтах, переносица распухшая, от глаз остались только узкие щелочки, на носу гипсовая лангета, синяки, ссадины на лице, шее, руках… Трофима не хотели впускать к ней в палату, но он шел напролом с уверенностью могущественного человека. Даже врач не смог устоять под его натиском.

– Какая сволочь это сделала? – с порога спросил он.

– Не знаю…

Трофиму пришлось подойти ближе, чтобы услышать ответ – настолько тихо она говорила.

– Темно было, я с рынка шла… А они в машину затащили… Били долго…

– Только били?

Она кивнула.

– А может, не только это?.. Ты скажи, это очень важно…

– Не только, – выдавила она.

– Ты выздоравливай! А с этими уродами я разберусь!

Три дня Трофим зависал на хате у разудалой вдовушки. Банька, постелька, шуры-муры в таком темпе, что кровать не выдержала – сломалась. О Зойке он и не думал… А потом к матери домой заглянул. И узнал, что Зойка в больнице.

Он знал, кто избил ее и снасильничал. Делапутовской братвы работа. Они же бакланы отмороженные, им бабу на круг пустить, что высморкаться… Хорошо, что мать не тронули, а то бы могли и на ней отыграться. Видно, не рискнули. За мать бы Трофим убивал беспощадно. Но и за Зойку спросить он должен. Хоть и нет любви к ней, но как бы то ни было, она своя баба. Да и повод предъявить Делапуту появился…