Алмазы Якутии - Серегин Михаил Георгиевич

Консервные банки в карманах били по ногам.

Егор, не чувствуя боли в прокушенной руке, старался перевернуться вместе с волком, чтобы тот оказался под ним. Тогда бы он дотянулся до карабина… Но у него ничего не получалось. Хищник был необыкновенно силен. Тогда Егор снова подставил раненую руку волчьим клыкам, а другой рукой достал нож из кармашка на правом бедре. Краем зрения он увидел еще одного волка. Тот словно робел или выжидал, чтобы напасть наверняка. А может, был уверен, что его напарник справится с человеком. Волка отделяло от борющихся расстояние в несколько прыжков.

Издали донесся равномерный гул вертолетного двигателя.

Егор напрягся, усилием отстранил от себя волка и… всадил ему охотничий нож в грудь по рукоять. Нож вошел в тело бесшумно и легко, как в кусок подтаявшего масла. Егор выдернул нож. Хищник дико взвыл. В последний раз блеснули его глаза. Блеснули безумно и остекленело. Кровь из раны хлынула Егору в лицо.

И в этот момент к нему подскочил другой волк. Все это время он был нерешителен, поглядывал наверх и жался к земле. Но теперь он скалился и, казалось, был готов разорвать Егора на куски.

Тот, быстро перекатившись, нащупал карабин. Прицелиться не было времени. Поэтому он просто надавил на курок. Пуля прошла в нескольких сантиметрах от правой лапы хищника. Волк издал короткий рык и, подскочив, кинулся прочь.

Егор машинально спрятал нож в карман и, зачерпнув ладонью шершавые ошметки развороченного снега, поднес к лицу, стараясь смыть кровь. Снег корябал щеки, лоб, подбородок. Левая рука сочилась кровью. В месиве шерстяных ниток, натурального пуха и синтепона маячила довольно глубокая рана. Егор поднялся, держа здоровой рукой карабин, больную – прижимая к телу.

Шум вертолета раздвигал тайгу. Застреленный волк лежал на снегу, похожий на красивую скомканную шубу. Пепельный круг от костерка резко выделялся на фоне белого глянца. В бледном свечении туманного утра промелькнули серые тени. Напуганные вертолетом волки убегали, сняв многочасовую осаду.

Егор поднял глаза к небу. Он понял, что деваться ему некуда. Холодное, мертвое отчаяние сковало его.

И все-таки он побежал. Ноги проваливались в снег, шум вертолета дрожал в ушах, стволы деревьев, казалось, затеяли адскую пляску. Колени дрожали, глаза слезились, пальцы рук ничего не чувствовали. Он бежал, пока, поскользнувшись на склоне, не полетел кубарем в овраг. Он катился вдоль ствола поваленной лиственницы, пока не ударился плечом о большую каменистую кочку и не очнулся посреди заснеженного бурелома. На него обрушился душ из белых комьев. Карабин отлетел куда-то в сторону. Консервные банки в который раз больно ударили по бедрам, с глухим металлическим звуком шваркнулись при падении о землю.

От вертолетного рева, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки.

Поломанные ветви березы зигзагообразно сплелись над головой Егора, образовав другое небо.

На его запрокинутое разгоряченное лицо мягко, словно в замедленной съемке, планировали оторвавшиеся от хлопьев снежинки. Посреди вертолетного шума неожиданно сплелась прохладная крона тишины. Точно Егор вылетел в стратосферу или без сознания лежал посреди развороченного улья, не слыша надсадного жужжания, не чувствуя боли от укусов.

Между тем нарастающий рокот вертолета разросся до горизонта, а потом начал медленно слабеть, стягиваться к упорно парящей точке. Егор чуть приподнял голову – темные контуры машины маячили над лесом, поднимавшимся по противоположному склону оврага.

Его не заметили! Он готов был петь и танцевать. Вот только мешала больная рука, да голос ушел, как корень сосны в таежную почву.

Откуда взялся этот овраг? Наверное, старое пересохшее речное русло… Река высохла, и мощная таежная флора придвинулась к ее берегам.

Егор в который раз подивился закону природной восполнимости, как он называл чудо безостановочного воспроизводства. «Вот так и поверишь в бога», – думал Егор, разум которого не мог, как ни старался, охватить мир одновременно в целом и единичном. «Удерживать эти две крайности по плечу только богу», – решил он и прикрыл веки.

Рана саднила. Он лежал неподвижно, времени у него было навалом. Утро не принесло потепления, но, зарытый в снег, Егор не чувствовал холода. Вертолет мог вернуться в любой момент. Карагодин, возможно, захочет заново прочесать весь район.

И все-таки странно, что он не ощущает холода, – мелькнула у него чуткая мысль. Может, он засыпает, то есть замерзает? Егор открыл глаза, шевельнул здоровой рукой, потом ногами. Нет, он еще жив. Если бы не рана!