Аномальная зона - Серегин Михаил Георгиевич

Он даже попытался выяснить у врача Валентины причину такого равнодушия. Но от застенчивости так витиевато построил вопрос, что та с большим трудом поняла, чего от нее хотят. А когда поняла, то ответила с некоторым раздражением:

– Ну чего вы от нас хотите? В конце концов, это всего лишь работа. За всех не скажу, но я согласилась поехать с Хамлясовым, потому что это дополнительный заработок. Вообще я работаю в одной из московских клиник, но сейчас в отпуске, и это очень удобный вариант – отдохнуть, да еще и деньги получить за это. Мне всегда нравилось отдыхать на лоне природы, дикарем. Места тут у вас замечательные.

Шпагатову эти места нравились уже гораздо меньше, чем раньше, но он спорить не стал – у каждого свой вкус. Было даже лестно, что московской врачихе желтогорская чаща, полная разбойников, пришлась по душе.

Однако сами разбойники старались ничем особенным не выделяться. Они даже по мере возможности и необходимости включались в общую работу – помогали таскать тяжести, запасали дровишки для костра, так же травили за ужином анекдоты. Не сказать, что все они занимались этим с удовольствием. С физиономии Валета, например, ни на минуту не сходило выражение мрачного уныния, да и в глазах Матраса все чаще загорался волчий огонек, но зато Али со Студентом забавлялись вовсю. Широкая белозубая улыбка Али сверкала, казалось, из-за каждого дерева. Своими шуточками и манерами рубахи-парня он быстро завоевал расположение всей компании. И уж, разумеется, никому и в голову не приходило видеть в нем злодея. К тому же Али с большой достоверностью признавался в своих планах. Якобы они с друзьями решили хорошенько поохотиться, несмотря на то, что сезон еще не открыт. Он рассказывал об этом направо и налево, словно браконьерство было безобидным озорством, легко объяснимым и простительным. Расчет оказался в общем-то верным – к нему относились с пониманием и даже с интересом. Если Шпагатова никто не замечал, то Али все время был на виду. Его расспрашивали – о жизни, о профессии, – и он охотно отвечал, неся при этом полную ахинею. По его словам выходило, что он и его товарищи живут в Боровске, занимаются бизнесом – торгуют бензином, – а в свободное время любят побродить с ружьишком по окрестным лесам. При этом в рассказах Али постоянно возникали нестыковки и просто откровенные ляпы. Любому местному жителю сразу было бы ясно, что Боровск Али знает плохо, а охотник из него и подавно никакой. По мнению Шпагатова, от него и его корешей за версту несло зоной. Но москвичи, казалось, ничего не замечали. Может быть, они искренне считали, что в Боровске все жители такие.

Совсем иначе вел себя проводник, земляк Шпагатова. Они были незнакомы, но Шпагатов поневоле присматривался к человеку, который в некотором смысле являлся его коллегой. Правда, по ухваткам, мрачности характера и роду занятий этот человек был гораздо ближе к Али и его сообщникам. При нем были ружье и собака – ирландский сеттер, и он явно был любитель пострелять в неурочное время. Но этот человек (он носил фамилию Тарасов) был единственным, у кого рассказы Али вызывали заметное недоверие. Он ничего не говорил и молча проглатывал байки, которые преподносили у костра прибившиеся к экспедиции люди, и только все больше хмурился, поглядывая исподлобья на улыбающегося во весь рот Али. Шпагатов почувствовал в нем родственную душу и решил, что именно с этим человеком он должен поделиться при удобном случае своими сомнениями. Вдвоем они сумеют принять нужное решение.

Но прошел один день, второй, а Шпагатов так и не нашел в себе сил сделать решительный шаг. Присутствие рядом Али и прочих повергало его в ужас.

На третий день утром они должны были сниматься с места и двигаться дальше к болотам. Тарасов заявил, что путь будет тяжелым, так как идти придется практически звериными тропами, по бурелому, но часов через шесть-семь до Черной Топи они доберутся.

После завтрака все стали собираться, укладывать рюкзаки, снимать палатки и приводить в порядок поляну. Профессор категорически запретил оставлять после себя в лесу мусор, и за это Шпагатов проникся к нему уважением.

Шпагатов уже мог вполне сносно передвигаться, его беспокоила лишь небольшая хромота. Осознав этот факт, Шпагатов стал все чаще задумываться о том, чтобы, как говорится, развернуть оглобли. Ему совершенно ни к чему было идти на болота. Конечно, обратная дорога в два раза длиннее, но вернуться домой будет куда логичнее, чем шататься с незнакомыми людьми по глухим местам. Будь обстановка иной, Шпагатов непременно воспользовался бы такой возможностью и с гордостью бы рассказывал потом на работе, как путешествовал с московским профессором. Но жизнь была дороже славы. Шпагатов решил при первой же возможности незаметно смыться. Али и его корешам нужно на болота, значит, преследовать его они не должны.