Оперативный псевдоним - Корецкий Данил Аркадьевич

Три пульки рванули наискосок куртку одного «быка», две – маленькими птичками клюнули в грудь другого, тяжелые тела повалились вместе со стульями, теперь даже самый непонятливый понял бы что к чему. Заканчивалась вторая минута. Человек с пистолетом безошибочно направился к нужной кабинке. Из сидевших там быстрее всех среагировал Шипулин. Он мгновенно выдернул из плечевой кобуры табельный «Макаров», передернул затвор и выскочил навстречу опасности. Но маленькие птички тут же проклюнули новый кожаный пиджак майора, он развернулся и во весь рост рухнул навзничь, пистолет отлетел в сторону, и только что полученные долларовые пачки выскочили из распахнувшегося пиджака.

Человек с пистолетом зашел в кабинку. Начиналась третья минута, Садыков нырял под стол, Тахиров вынимал из поясной кобуры свою «беретту-92», но без длительных тренировок быстро сделать это обычно не удается, выстрел отбросил его к гобеленовой стене, потом получил пулю в крестец Садыков, он страшно заорал, только поэтому киллер выстрелил ему в голову. В отличие от всех остальных Тахир должен был умереть со стопроцентной вероятностью, поэтому кургузый ствол приблизился вплотную к густоволосой голове и выплюнул три пули подряд, после чего остаться в живых не смог бы и трижды счастливый человек.

Акция успешно завершилась, и киллеры должны были спокойно уйти, но в маленьком кабинете находился еще один человек, причем даже Лапин, в чьем обличье тот материализовался, не смог бы сказать – кто он и откуда взялся. Просто, когда начались стрельба и убийства, сквозь многократно пробитую и растрескавшуюся корку, сковывающую лапинское сознание, пронырнул другой, вошедший в чужое тело, как рука в перчатку. Он по-иному воспринимал окружающую действительность, у него шел другой отсчет времени, по скорости не уступающий киллерскому, а может, и превосходящий его. Он сразу приник к щели в шторах, оценил обстановку и увидел пистолет, до которого было около двух метров.

Отстрелявшийся автоматчик привычно поднял ствол вверх, ожидая напарника, тот уже возвращался, закончив свою работу, и тяжелая портьера застыла, отброшенная стремительной рукой. В это время из третьего кабинета словно разжатая пружина вылетело тело неизвестного, и, пока оно висело в воздухе, медленно приближаясь к оружию Шипулина, автоматчик начал разворачивать свой ствол. Утратившее навыки тело плашмя шлепнулось на пол, рука схватила пистолет, но не успевала поднять его: срез глушителя уже приближался к линии уверенного поражения. Тогда неизвестный выстрелил автоматчику в колено и тем прервал движение – вскрикнув, киллер уронил автомат и как подрубленный упал на задницу. Следующая пуля вошла в маску между прорезями для глаз.

Эта кинематографическая сцена произошла на глазах напарника, шагнувшего за порог кабинета с ощущением, что главная работа выполнена. Но он никогда не расслаблялся, и «ПСС» мгновенно метнулся в сторону стрелявшего. Пс! – он не успел спасти подельника, но, по крайней мере, должен был отомстить, однако пуля под углом попала в пол, оставив маленькую косую дырочку, потому что неизвестный, опять-таки словно в кино, откатился к стене и ловко вскочил на ноги. Второй киллер давил неподдающийся спуск, пока не понял, что затвор находится в заднем положении, свидетельствуя о том, что магазин пуст. А девятимиллиметровый ствол «Макарова» смотрел ему прямо в глаза и расширялся: так реагирует обостренное сознание на неминуемую смерть. Но в пароксизме накатывающего ужаса он успел рассмотреть за стволом хорошо знакомое лицо... Свое собственное лицо!

– Карданов! – отчаянно закричал киллер. – Стой, Макс!

Незнакомец замешкался. Ствол сузился до обычных размеров. Бросив бесполезный «ПСС», киллер медленно поднял руки, по пути большими пальцами подцепив маску.

– Это я! Я! Ты узнал меня?!

Напряженный палец выбрал свободный ход спускового крючка и в любой миг мог выпустить шестиграммовую смерть.

– Макс, за Гондурас моей вины нет! Это Куракин нас всех подставил!

Честно, Макс!

– Откуда ты меня знаешь?

– Как откуда?! Мы вместе учились!

– В техникуме?

Когда у обреченного на смерть человека появляется надежда, он старается быть очень убедительным.

– В каком техникуме... Три года в комитетской школе; а потом в Особом учебном центре! И в Экспедиции работали вместе, сколько раз я тебя прикрывал! Ты что, действительно ничего не помнишь?

– Нет.

– Это штучки Брониславского! Недаром мы возили тебя к нему после каждой операции! Но я ничего не знал, говорили – обычная проверка мозгов!

Ствол снова начал расширяться.

– Не надо, Макс! Я-то при чем? Давай разойдемся...

Самвел и Ашот, парализованные ужасом, лежали за стойкой на полу, жадно вслушиваясь в разговор. Они уже считали себя мертвецами, но неожиданное вмешательство их странного завсегдатая, похоже, меняло течение событий. Хотя оба не могли понять, каким образом смирный, задавленный проблемами человечек превратился в лихого супермена. В узкую щель просматривалось исполненное мрачной решимости лицо, настолько незнакомое, будто они видели его впервые. И киллер не мог понять, кто перед ним, потому что человек с обличьем Макса Карданова явно таким не являлся.

Незнакомец не помог им разрешить сомнения, потому что сделал то, чего никогда бы не сделал Сергей Лапин: выстрелил в безоружного человека с поднятыми руками. В лицо. И попал в переносицу. Киллер качнулся назад, развернулся вокруг оси и упал рядом со своим напарником.

Потом незнакомец осмотрелся, поднял долларовые пачки и положил в карман. Лапин бы на такое тоже никогда не осмелился. Но зато потом человек сделал то, чего никогда бы не сделал Макс Карданов: бросил совершенно исправный, с нерастраченным боекомплектом пистолет. Да еще не стер отпечатки пальцев.

Неизвестный нырнул обратно в глубины сознания, и Лапин остался один на один с реальностью. Охвативший его ужас был настолько велик, что он опрометью бросился к двери, но опомнился и вернулся за пальто. Потом выскочил на улицу. Здесь все было спокойно: не волновалась возбужденная толпа зевак, не выли сирены, не неслись со всех сторон милицейские машины. Из черного джипа рвались глухие удары низких частот: "Бум! Бум!

Бум!"

Заканчивалась пятая минута нападения. Дрожащими руками Самвел набирал телефонный номер.

– Ты не видел, как они подъехали? – в который раз спросил Юмашев и в который раз посмотрел на часы. Он пытался сдержать дрожь в пальцах, но ничего не получалось.

– Нет, не видел, – отстранение проговорил Тимохин, не удивляясь повторам. Переступив порог банка, он впал в прострацию и вообще не мог ничему удивляться. Крупное тело бил нервный озноб. – Переговорил с ними и уехал... Все...

– Выпить хочешь? – заметив его состояние, спросил Юмашев.

– Хорошо бы... Но сейчас нельзя...

Действительно, никто не знал, как развернутся события в ближайшее время, а алкоголь ослабляет не только разум и тело, но и моральную правоту человека в любой нестандартной ситуации.

– У меня остались спецтаблетки, не хотел травиться, да, видно, придется...

Тимохин извлек из кармана пластмассовую капсулу без этикетки, развинтил и вытряхнул на потную ладонь крохотную, похожую на нитроглицерин крупинку ярко-красного цвета, забросил в широко открытый рот и закрыл глаза.

– Один раз пил, в восемьдесят первом, в Заире... Наш «двойник» вполне мне доверял, и я вывез его на беседу в нужное место. Думал, успею уйти, а его «стерли» прямо рядом со мной, всю рубашку запачкало кровью... Чуть с ума не сошел, пришлось глотнуть... Тогда обошлось без последствий, а как сейчас – не знаю, эта зараза ядовитая...

Он запрокинул голову и говорил тихо, себе под нос, будто находился под воздействием «сыворотки правды». Юмашев понимал, что повышенная болтливость – одно из последствий пережитого стресса. Недаром захваченного на «горячем» агента «потрошат» на месте, не давая прийти в себя. Вот и сейчас... Он знал Тимохина давно, но про эпизод в Заире ничего не слышал.

Банкир в очередной раз посмотрел на часы. Тимохин приехал полчаса назад. Все должно было свершиться...

Убивать трудно. Не только самому всаживать пулю или нож в тело жертвы, но и отдавать приказ... Библейский принцип «не убий» изначально заложен в каждого человека. И если бы все шло так, как задумано Всевышним, на земле должно было царить всеобщее братство и человеколюбие. Но отдельные особи в силу общего дегенератизма, примитивности, жадности, жестокости или высокого чувства долга и специальных тренировок успешно преодолевают этот запрет. Хотя чем выше духовная организация человека, тем большие муки он испытывает. Дрожащей рукой Юмашев взял японскую микрорацию и нажал клавишу вызова. Ровным огоньком загорелась желтая лампочка ожидания.

Тимохин открыл глаза.

– Кажется, и на этот раз пронесло! – Он выпрямился в кресле, поправил узел галстука и кивнул на прибор. – Что, не отвечают?