Нестандартный подход - Серегин Михаил Георгиевич

– Господи, – Марго уже беззвучно плакала, – я словно забыла обо всем… Я и так-то не могла поверить, что его больше нет, а тут еще…

Она высвободилась из объятий Китайца и, встав с дивана, как сомнамбула опустилась на пол. Ее руки стали блуждать по ковру, тогда как взгляд был прикован к портмоне. Наконец она неуклюже подняла свой шикарный бежевый плащ и, надев его, застыла посреди комнаты. Ее ажурное белье, чулки и пояс были разбросаны на ковре.

– Сядь, – Китаец подошел к ней и потянул ее к дивану.

– Я хочу домой, – хныкающим голосом проговорила она.

– Каким образом это портмоне могло оказаться у племянника Бурлакова? – Китаец словно размышлял вслух. – Означает ли это, что Николай имеет непосредственное отношение к смерти твоего отца?

– Ничего не хочу знать! – психанула Маргарита.

Она вскочила и побежала в прихожую. Китаец без труда догнал ее и силой поволок в гостиную.

– Я отвезу тебя, но вначале тебе нужно немного успокоиться. И потом, как быть с этим?

Он кивнул на разбросанное по полу белье.

– Можешь выбросить! – с внезапным ожесточением выкрикнула Маргарита.

Она сделала было попытку снова кинуться в прихожую, но Китаец был начеку. Он схватил Маргариту за плечи и резко прижал к себе.

– Успокойся…

– Больше ты ничего не можешь сказать? – завопила Маргарита, неистово вырываясь.

С ней началась самая настоящая истерика. Она зарыдала так, что, казалось, какой-то очумелый или пьяный кукловод беспощадно задергал ее худенькое тело за невидимые нити. Китаец оставил ее на диване, прошел на кухню, налил последние тридцать граммов «Смирновки» в небольшой граненый стакан и вернулся с ним в гостиную. Маргарита рыдала, уткнувшись лицом в сиденье дивана. Китаец сел рядом, запрокинул ее голову, разжал губы, плеснул в рот содержимое стакана. Половина пролилась Маргарите на плащ и на гобеленовую обивку дивана.

– Подожди меня, я скоро. – Китаец быстро поднялся и пошел в прихожую.

– Я с тобой! – вскочила Маргарита.

Макияж на ее заплаканном лице превратился в палитру хаотичных цветных пятен. Размытая слезами тушь черными ручейками стекала на воротник плаща. Она подлетела к Китайцу и вцепилась в него мертвой хваткой. Тогда он потащил ее в ванную, по-прежнему всхлипывающую и дрожащую, умыл, вытер ей лицо махровым полотенцем и легонько встряхнул за плечи. Потом расстегнул плащ и, голую, отнес в спальню, где как маленького ребенка уложил в постель. Маргарита немного успокоилась.

– Я вернусь через десять минут.

Она печально кивнула и уткнулась в подушку. Выйдя из квартиры, Китаец бегом спустился по лестнице. Ближайший мини-маркет находился за углом. Едва Китаец вышел из дома, ему в лицо ударил сырой промозглый ветер. На улице ощутимо похолодало, накрапывал дождь. Пустынный тротуар вернул Китайцу эхо его шагов. В голове закрутились строчки Се Линьюня:

Он не помнил, как плакала его мать. Единственное, что он помнил, это как порой молчаливая печаль сковывала ее скуластое белое лицо. Печаль, от которого ее лицо словно деревенело. Когда он в такие минуты обращался к ней, ее красивые губы расслабленно улыбались. Китаец догадывался, что к нему эта рассеянная улыбка не имеет никакого отношения, что она предназначена кому-то другому. Отцу? Будде? Мать опускала свою прохладную ладонь ему на голову и с грустным сожалением смотрела на него.

А потом он стал мечтать о такой любви, которая бы не оставляла сил «о чувствах рассказать на прощанье». Иногда он даже воскрешал это сладкое и терпкое чувство потерянности и обреченности, когда без слов прощался с какой-нибудь женщиной. Разыгрывал сцену с творческим подъемом и вдохновением артиста, который знает, что едва он покинет стены театра, волшебство напряженных минут лирической самоотдачи будет развеяно холодным дыханием повседневности. Многие женщины ставили ему в вину душевную скупость, не понимая, что все, чего он хочет, это снова воскресить для себя миф любви, которая не оставляет сил «о чувствах рассказать на прощанье».

Рассеянно улыбнувшись симпатичной продавщице мини-маркета, он вышел из магазина с пластиковым пакетом, где позвякивали бутылки.

Маргарита по-прежнему лежала в постели. Китаец лишь краем глаза взглянул на нее, прошел на кухню, налил коньку в две пузатые рюмки, нарезал лимон и с этим приятным багажом вернулся в спальню.