Алмазы Якутии - Серегин Михаил Георгиевич

– А вертолета ты не видел? – Егор встревожился, вспомнив о том, что его, по всей очевидности, должны были искать люди Шепелева.

– Не-а, – отрицательно покачал головой Митрич. – А что, за тобой охотятся и с воздуха?

– Охотятся, – подтвердил Егор.

– Странно, что еще не поймали.

Жар у Егора не ослабевал. Голова кружилась, и все медленно ехало перед глазами. Егор опустил веки.

– Худо тебе? – Митрич остановил лошадь, слез с саней и приблизился к Егору.

Достал из-за пазухи металлическую фляжку и приставил Егору ко рту.

– Пей.

Егор втянул отдающий хвоей острый запах самогона.

– На кедровых шишках самогон, – деловито пояснил Митрич, – да ты уже пил, только не помнишь. Я тебе давал, когда ты в отключке был, – усмехнулся он.

Митрич приподнял Егору голову, и тот сделал неловкий неэкономный глоток. Самогон пролился на куртку. Родионов поморщился.

– Давай еще, тайга хлюпиков не любит, – не отступал Митрич, – у меня такого добра навалом. Пей, не боись.

Егор снова хлебнул. Края фляжки противно липли к губам. Но следом за терпким запахом зелья его затопило сладкое ощущение разливающегося по телу тепла.

– Много тебе в твоем состоянии нельзя, а так, для эпатажу, как говорится. – Митрич сам глотнул из фляжки и довольно крякнул: – Лекарство…

Он сделал еще один внушительный глоток и рукавицей вытер губы. Они стали у него розовые как у младенца. Щеки тоже зарумянились.

Между тем день стал убывать. Небо серело и медленно гасло. Егор задремал. Ему чудилось, что он разговаривает с Кюкюром в самолете, летящим из Австралии в Антарктиду. А то виделась Ирина, которая якобы училась с ним в одном классе. У Егора постоянно смыкались глаза. Он просыпался от мнимого усилия – ему казалось, что он руками размыкает веки и взглянуть на Ирину ему никак не удается. Он, конечно, знает, как она выглядит, но видит ее умозрительно. Ирина ничего не замечает – ему с трудом удается скрыть свою непонятную слепоту.

Он снова вынырнул из забытья, потревоженный голосом Митрича. Тот не то напевал, не то ритмично самому себе рассказывал:

Вдоль тракта машины как птицы летели,

А сосны и ели… ту-ту… в колыбели…

Митрич повторил еще несколько раз эту стихотворную фразу и глубоко вздохнул. Он никак не мог заменить это «ту-ту» подходящим по размеру и смыслу глаголом.

– Черт! – выругался он и снова вздохнул.

Митрич продолжил стихоплетствовать. Егор рассеянно слушал его. У Митрича ничего не выходило, и он, плюнув, перешел к другому стиху. В нем говорилось о благотворном влиянии иконы Божьей Матери на неокрепшую детскую душу. Справившись с этим нехитрым, но искренним творением, Митрич удовлетворенно промолвил: «Хорошо».

Егор ловил себя на мысли, что ситуация изобилует абсурдностью. Вот он едет на санях, а какой-то полузнакомый мужик читает стихи, покачивая головой. Его ищут как преступника, Свердловск – черт знает где, Ирина – в Свердловске, Кюкюр застрелен. Он слушает кривобокие незатейливые вирши этого лесного гнома. Хотя на гнома Митрич похож лишь сутулой осанкой. А так он крепенький, хотя и не широкий в плечах мужик, отзывчивый, простой, невредный.

Егор слабо улыбнулся. Температура не спадала, все тело ломило, рана пульсировала. Но у него все же появилась перспектива.

– Так ты поэт? – заговорил он.

– Поэт, – спокойно подтвердил, словно лавры славы были самым обычным для него делом, Митрич. – Потому и ушел. Ну не совсем поэтому, – зевнув, поправился он, – надоело все…

После такого обобщения воцарилась пауза.

– Я лес люблю, волю, покой, – воодушевленно продолжил он, – а дома слишком много шума, дела, дела… То огород копай, то погреб чини, то воду носи… А я не только поэт, еще и писатель.

– Писатель? – усмехнулся Егор. – И что же ты пишешь?

– Рассказы. На романы пока духа не хватает, а рассказы – хорошо…

– О чем? – лениво спросил Егор.

– О лесе, о зверях, о приключениях… По-моему, неплохо выходит, – скромно похвалил он себя, – вот только с изданием ничего не получается. Дали в местной газете одной дамочке, ну, той, которая ошибки исправляет, так она весь рассказ испортила. Я не захотел его печатать.

Вдалеке тарахтел тетерев. Митрич машинально прислушался. Потом повернулся к Егору, весело подмигнул.

– И какие ж у тебя приключения? – вопросами Егор хотел отогнать от себя беспокойство по поводу разыскивающих его людей. – И смешные, и не очень… – помолчав, сказал Митрич. – Бывают даже грустные. Но мне больше смешные нравятся. Вот, например, такое. Окончил я лесной институт и послали меня в тайгу, лесником, практике учиться. Иду я как-то летом по лесу. Ну, с ружьем, понятно, как без него? Вижу – кедр огромный поваленный. Видать, молния сбила… Ага… Полянка, значит, маленькая… Ну, кедр-то и лежит. Я перелезаю через него и, значит, падаю… И прямо на медведя! Этот похабник, значит, ягод да муравьев нажрался и дрыхнет. Так вот, медведь-то ни хрена спросонок не понял и – наутек. Я – в другую сторону. Косолапый бежит, а из него говно свищет! Во как обосрался! – со смехом закончил Митрич.