Бросок Аркана - Воронин Андрей

– Я говорю правду.

– Если то, что ты мне говоришь, правда, то это означает, что Мансур был предателем, что он предал интересы не только братвы, не только нашей системы, но и мои интересы, – предал своего кровного брата.

– Я не знаю, как это случилось…

– Этого не могло случиться. Чеченец чеченцу не соврет. Чеченец чеченца не подставит. Это ты твердо запомни, генерал, раз и навсегда.

– Я не понимаю…

– Что тут не понимать! Если бы Мансур порошок получил, он бы отдал его мне в тот же день.

Иного быть не может. Ему я даже мертвому всегда буду верить больше, чем тебе, чужаку. Это ты понимаешь?

– Да, я понял. Я оказался в безвыходной ситуации, – обреченно кивнул Тихонравов. – Мне очень хотелось бы, чтобы вы поверили мне, но я чувствую, что это невозможно. И я просто не вижу выхода.

– Выход есть. Может, ты и сумеешь вернуть мое доверие, мое расположение, если поторопишься и постараешься, – будто в тяжких раздумьях вымолвил чеченец.

– Что я должен сделать?

– Ты должен через неделю поставить мне новую партию наркотика. Если через семь дней груз будет у меня – получаешь за него оплату сразу же и, как обычно, сотками девяностого года. И останешься в нашем бизнесе.

– За неделю я могу не успеть. Там, на границе, возникли проблемы…

– Меня это не очень интересует.

– Муса Багирович, моджахеды…

– И не говори мне ничего плохого про них, вольных и гордых людей, которые просто любят свою Родину, чтобы я лишний раз из-за тебя не расстраивался. Ты меня понял? – перебил генерала чеченец.

– Да, конечно. Просто они осложнили положение – блокировали заставу, ведут бои. Они требуют от нас оплаты за партию товара, но мы не получили денег здесь…

– Борис Степанович, мой тебе совет – никогда не вспоминай больше при мне о том, что я тебе должен деньги. Я тебе ничего не должен.

– Да-да. Хорошо. Просто я уточнить хотел – Мансур, значит, вам ничего не передавал?

– У тебя проблемы со слухом, генерал? Иди на пенсию, раз так, и не лезь в бизнес.

– Извините, Муса Багирович.

– Вот так-то лучше. А второй мой совет – за неделю доставь мне порошок. Ладно, я добрый человек, я даю тебе даже не неделю – даю тебе десять дней, начиная с завтрашнего дня. Но если ты меня подведешь…

– Я постараюсь сделать все, что смогу, – через силу выдавил из себя Тихонравов: с каждой минутой боль становилась все нестерпимее, и теперь генерал по-настоящему боялся уже не Мусы, а этой боли. Он уже не вслушивался в то, что говорил ему чеченец.

– Ты обязательно постараешься, потому что это в твоих интересах. Эй, а ты слышишь меня, Борис Степанович? Что-то ты с лица изменился.

– Сердце, наверное.

– Э-э, дорогой, сразу видно, что ты не горный человек, не здоровый. Сердце, видите ли… Сердце у человека может болеть только от большой любви или от лютой ненависти. А у тебя нет сейчас, после нашего разговора, поводов ни к тому, ни к другому, правда ведь? Значит, и сердце у тебя болеть ну никак не должно… Что, генерал, действительно сильно прихватило? – вдруг участливо спросил Муса.

– Да, что-то мне нехорошо.

– Подожди.

Багиров нажал кнопку, и через мгновение в комнате появился его помощник. Но это действительно был новенький, незнакомый еще Тихонравову чеченец – не Мансур.

Муса коротко что-то сказал по-чеченски, кивнув на генерала, и бандит исчез за дверью, а несколько минут спустя вернулся с миловидной женщиной средних лет, державшей в руке медицинский саквояжик вроде тех, с которыми выезжают на вызовы работники "Скорой помощи".

Казалось, женщина совсем не удивилась, застав бандита Багирова в обществе генерала-летчика вполне интеллигентного вида. Наверное, среди гостей и клиентов Мусы бывали фигуры и покруче Тихонравова.

– Клавдия Ивановна, посмотрите, пожалуйста, что с моим гостем, – кивнул на генерала чеченец, и докторша тут же принялась за работу.

– Ну вот и все, – улыбнулась она Борису Степановичу десять минут спустя, смерив его давление, посчитав пульс и сделав какой-то укол. – Теперь вам даже пятьдесят граммов коньячку не помешают – для тонуса.

– О-о, за этим дело не станет! – вскричал чеченец, наполняя рюмку Тихонравова. – Давай, Борис Степанович, для тонуса! А вы, Клавдия Ивановна, можете идти.

– Спасибо вам, боль отпустила, – поблагодарил женщину Тихонравов, который после укола и впрямь почувствовал себя намного лучше.