Группа крови - Воронин Андрей

– Рост? – машинально переспросил Коровин. – Да нет, погодите. Одежда мне не нужна. Мне нужны, как бы это выразиться.., аксессуары…

– Чего?

– Ну, скажем так, сопутствующие товары.

– А! – обрадовался торговец. – Ремни там всякие, кокарды, да? Ремни есть. Классные портупеи, и отдам по дешевке. Сейчас они опять в моду входят. Да и то сказать, сносу им нет, и на вид красивые… Да чего их хвалить! Товар известный, в рекламе не нуждается. Гляди, какая кожа! На нем быка можно повесить!

– Нет, – сказал Коровин, – ремни – это тоже не совсем то.

– Так я тогда не пойму, чего тебе надо, – как-то незаметно переходя на «ты», обиженно сказал торговец.

– Ну, как вам сказать… Ну, вот ремень, а на ремне.., гм…

– Планшет, что ли? В смысле, полевая сумка?

– Не совсем. Собственно, я имел в виду кобуру.

– Кобуру? – удивился торговец. – В принципе, нет проблем. Если завтра в это время подойдешь, будет тебе кобура. Тебе какую – под «Макаров», под «наган», открытую? Наплечную?

– О, господи! – вздохнул Коровин, чувствуя себя полным идиотом и от смущения бросаясь напролом:

– Оружие. То, что в кобуре. Понимаете?

– Вот чудак, – воровато оглянувшись по сторонам и слегка понизив голос, сказал торговец. – Так бы сразу и сказал. Есть отличные стволы. Показать?

– Если вас не затруднит, – сказал Коровин, дивясь тому, как просто разрешилось его затруднение.

Выходит, газета не врала, когда утверждала, что с оружием в Москве проблем нет.

– Да чего там – затруднит, – сказал торговец. – На, гляди.

Он одним движением откинул полу лежавшего прямо перед ним на прилавке пятнистого бушлата, и Коровин увидел пять или шесть пистолетов и револьверов, ни один из которых не был похож на привычные глазу русского человека «Макаров» или «ТТ». Один из револьверов был огромный, никелированный, с удобно изогнутой деревянной рукояткой и толстым стволом.

– Сорок пятый калибр? – отважился блеснуть эрудицией Коровин, тыча пальцем в это страшилище.

– Чего? – удивился торговец. – Ты что, дядя, белены объелся? Он же газовый! А вот эти два – пневматические. Заряжаешь специальными пульками или дробью и пали. С пяти метров банку с водой прошибает навылет. В инструкции написано, что представляет опасность для здоровья и жизни на расстоянии в четыреста метров, но это они, по-моему, загнули. Да на четыреста метров и из «весла» не больно-то попадешь… Ну что, берешь?

– Из весла? – переспросил Коровин. – Как это?

– Ну, из «плетки»… Из винтовки, в общем. Так берешь?

– А это все, что у вас есть?

– В общем, да. Есть другие модели – попроще, подешевле, если кто интересуется. Показать?

– Спасибо, не стоит. Видите ли, меня как раз интересует.., э-э-э.., весло.

– Эк, куда хватил, – фыркнул краснолицый, прикрывая свою коллекцию игрушек полой бушлата. – Такого товара не держим. Это ж уголовщина, дядя!

– А вы не подскажете, к кому я мог бы обратиться? – спросил Коровин, понимая, что здесь у него вышла осечка, и в глубине души не зная, радоваться ему по этому поводу или грустить.

Торговец даже не потрудился ответить, ограничившись отрицательным покачиванием головы.

На Коровина он больше не смотрел, потеряв к нему всякий интерес. Коровин вздохнул, негромко сказал:

«Извините» и не спеша побрел прочь.

Он не знал, куда направляется. Возможно, стоило попытать счастья на другом рынке. Во всяком случае, отсюда надо было уходить, пока торговец не вызвал милицию или пока местные карманники не сперли у него с таким трудом добытые другом Мишей деньги.

Кстати, подумал Коровин, а откуда у Михаила такая сумма? Наверное, продал одну из своих самоходок какому-нибудь фермеру, да еще и из собственных сбережений добавил…

У выхода с рынка кто-то тронул его за рукав.

Коровин оглянулся, почти уверенный, что увидит позади себя рослого сержанта с наручниками наготове. Но за спиной у него стоял, беспокойно стреляя по сторонам хитрыми глазами, какой-то тип не то двадцати, не то сорока лет – в общем, один из тех основательно потертых граждан неопределенного возраста и еще более неопределенных занятий, каких можно встретить на любом российском рынке.

Его изрядно помятое и испитое лицо поражало сочетанием сонного равнодушия ко всему на свете и вместе с тем звериной хитрости, а светлая болоньевая куртка носила на себе многочисленные следы долгой и нелегкой жизни. Помимо куртки, на субъекте были чудовищно замызганные джинсы, рыжие кирзовые ботинки и полосатая вязаная шапочка с пушистым помпоном.