Расписной - Корецкий Данил Аркадьевич

Вспомнив старое, Волк взял азиата под наблюдение. Действовать приходилось в свободное от службы время, поэтому график наблюдения получился рваным, но ограниченность перемещений позволяла все равно сделать выводы о его образе жизни и привычках.

Жил Басмач в самом центре, на Магистральном проспекте в старом, сталинской постройки, доме. Отсюда рукой подать было до гостиницы «Интурист» – самого центрового места тех лет. Вечером он ужинал в ресторане «Сапфир», располагавшемся в двух первых этажах гостиницы.

Здесь он был в большом авторитете: швейцар угодливо открывал двери, радостно выбегали навстречу шустрые официанты, почтительно сопровождая к столику у окна с бутылками коньяка, шампанского, фруктами и табличкой «Зарезервировано». В его честь играл оркестр, к нему выходил поздороваться шеф-повар, по одному движению короткого пальца бросались со всех сторон дорогие центровые проститутки.

Но ни на базаре, ни в «Сапфире» Басмач серьезных встреч не проводил. Девки, шестерки, всякая мелочовка, которая заискивающе заглядывала ему в рот.

Но Волк обратил внимание, что время от времени азиат возит девчонок в небольшой частный дом на пустынной окраинной улочке, тянущейся вдоль Дона. При этом он оставлял всю свиту и ехал только со своим водителем – огромным парнем с вогнутым, как тарелка, лицом. Похоже, что это было тайное местечко, конспиративная квартира Басмача.

Напротив располагалась заброшенная ТЭЦ, и Волк подыскал место, с которого можно было контролировать происходящее в доме. Оставалось дождаться, чтобы вся проделанная работа привела к какому-то результату.

– Скала – Двенадцатому: Донская, четырнадцать, заявляют убийство, проверьте.

– Кто заявляет?

– Женщина, Марьянова фамилия. Плачет, говорит, соседа убили. Лежит в своем дворе, вокруг головы лужа крови. «Скорую» направили.

– Поехали! – приказал Волков, и Круглов привычно вдавил педаль газа.

ПМГ-12 прибыла на место раньше, чем «Скорая». Но оказалось, что слухи о смерти соседа сильно преувеличены.

То, что показалось Марьяновой лужей крови, было на самом деле вермутом розовым, тихо выливавшимся из бутылки с отбитым горлышком. Петр Степанович неосторожно опрокинул бутылку, падая с собственного крыльца, на которое вышел справить малую нужду. То ли потеря драгоценной жидкости заставила его лишиться чувств, то ли довольно сильный удар лицом о землю, но Петр Степаныч действительно напоминал покойника. Хотя и сидящего на крыльце и тихонько постанывающего.

– Неужели нельзя было сначала к человеку подойти, рассмотреть, что к чему, а уж потом милицию вызывать? – недовольно сказал Круглов. – Только зря бензин сожгли!

– А кто ж его знал! – затараторила соседка. – Лежал, ей-богу, что твой мертвец! И страшно подойти: потом скажут, я его бутылкой по голове и стукнула, затаскают… Вы бы лучше двадцать второй номер проверили – нечистые там дела творятся, ох нечистые!

Волк насторожился. Донская, 22, – это был адрес конспиративной базы Басмача.

Смеркалось, от реки поднималась прохлада, противно звенели комары.

– А чего ж там такое творится? – спросил Волков и зевнул.

– Да то! Вроде никто не живет, а потом понаедут всякие… С номерами ненашенскими, черные…

– Негры, что ли?

– Почему негры… Эти, кавказцы. Как сбор какой у них. И каждый месяц, в конце, числа двадцать восьмого – двадцать девятого…

– А сегодня двадцать шестое, – снова зевнул Волк. – Так что, на днях опять соберутся?

– Обязательно! – Марьянова размашисто перекрестилась. – Как стемнеет, так и съедутся!

Волк взял отгулы и, одевшись в черное спортивное трико, два вечера провел в брошенном здании ТЭЦ. Двадцать восьмого, как и предсказывала соседка, по темноте началось оживление: приехали вначале две машины, потом еще две. Гортанный говор, огоньки сигарет, хлопанье калитки…

Раскрыв чемоданчик с «длинным ухом», он собрал прибор, похожий на фоторужье, надел наушники и, прицелившись в окно дома, нажал кнопку. Лазерный луч уперся в стекло, фиксируя микронные колебания, которые повторяли колебания звуковых волн происходящего в комнате разговора. После обратного преобразования в наушниках возникали голоса говорящих.

– Через неделю, ровно, – услышал Волк хрипловатый, с легким акцентом, голос Басмача и тут же нажал кнопку записи. – Я сказал, почему не веришь?

– А вдруг сорвется, как в прошлый раз? – Человек, отвечавший Басмачу, тоже говорил с акцентом, но даже не слишком сведущий в таких делах Вольф услышал, что акцент не среднеазиатский, а явно кавказский. – Тогда груз другой был, только деньги потеряли. А сейчас, сам понимаешь. Риск большой, люди могут головы потерять. Проверь все хорошо, дорогой, да? Подготовься как надо!

– Ты же знаешь, канал у нас отлажен. Менты встречают, провожают, охраняют. Тогда накладка вышла. Новый лейтенант вмешался, все дело поломал. Мы его проучили так, что весь город напугали. Больше никто никуда лезть не будет.

– А если полезет? С кого ответ спрашивать? – Человек говорил подчеркнуто вежливо, но за этой вежливостью чувствовалась угроза.

– Я не от себя говорю, я от Холеного говорю, – ответил Басмач. – Разве Холеный когда-нибудь подводил? Вот мы вам штраф заплатили – разве мало? Или не веришь слову Холеного?

– Верю, верю, а то бы не пришел. Деньги на месте передадите, как всегда?

– Как всегда. А что изменилось?

– Сумма изменилась, дорогой. Такого товара еще не было. Но я просто так спросил, ничего. Твои ребята хорошо работают у нас, привет тебе передавали, – добавил кавказец с легким смешком.

– Им обратно передай. Это они того лейтенанта проучили. Бабу его пришили, все в Тиходонске об этом говорят. Это хорошо, пусть боятся. Нам тогда лучше работать будет.

– Они на тебя, дорогой, очень сердитые! Зачем, говорят, ты их подставил? Не мог молодых найти, у которых крупных интересов в городе нет?

– Молодые бы так не сработали, тут опыт нужен, – убедительным тоном произнес Басмач.

– Они не так говорят – говорят, ты их специально на это дело послал, чтобы они домой не скоро вернулись.

– Пусть не залупаются! Они в деле, пай имеют, деньги капают… Время пройдет, обратно приедут! Ты кого слушаешь?

– Да ладно, о чем разговор! Мы с тобой друзья, у нас с тобой дела такие большие – а мы об обидах, прямо смешно слушать. Через неделю – пятого сентября, значит?

– Да, сказал же.

– На прежнем месте?

– Да, – снова подтвердил Басмач. – Место чистое, мы проверяли.

– Сам будешь?

– А как же! Я всегда сам.

– До встречи, дорогой!

Волк выключил запись и сложил прибор в чемоданчик. Через несколько минут машины разъехались. Тогда он осторожно выбрался с территории ТЭЦ и отправился домой. Там он сделал три копии записанного разговора.

– Дело, похоже, серьезное, – сказал майор Мусин, прослушав запись. – Это и есть тот самый «кавказский канал», мы его несколько лет пытаемся нащупать. Информации много, но фактов – ноль! А это уже не простая болтовня. Откуда у тебя эта пленка?

– Подброшена, – невозмутимо сказал Волков. – Неизвестным лицом в почтовый ящик.

– Да ну? – умилился майор. – Чего ж ее мне не подбросили?

– Не знаю. От авторитета человека зависит. Если сидишь, жопой стулья полируешь, никто тебе ничего не принесет. А если бегаешь, стараешься, трясешь разных негодяев, тогда и помочь могут.

– Ясно. Значит, я жопой стулья протираю, а ты бегаешь и стараешься. – Мусин встал. – Пойду, доложу руководству.

Вернулся он через полчаса с виноватым видом.

– Говорят, фактов мало. Что за груз, неизвестно – может, это водка на свадьбу. А больше ничего конкретного. Болтовня про убийство, про ментов – обычные сплетни. Даже место встречи не установлено.

– Извините, – сказал Волк и встал. – Буду ждать, когда мне более подробную информацию подкинут.

– Только знаешь, пленку мы тебе не отдадим.

Волк махнул рукой:

– И не надо. Лишь бы не отдали ее никуда. Особенно Холеному. Или моим коллегам.

– Да ты что? – обиделся Мусин. – Мы ее засекретим и в архив!

– Тогда ладно.

Пастух отнесся к записи совсем по-другому.

– Попались, звери! – Он потер руки и возбужденно прошелся по кабинету. – Ну ты даешь, Володя! Как профессионал сработал. Иди ко мне в детективное агентство? Ты-то чем на жизнь зарабатываешь?

– Пока есть занятие, – уклончиво сказал Волк.

Ему уже осточертела душная кабина «уазика», постоянные вызовы на происшествия, грязные, расхристанные, агрессивные хулиганы и прочий сброд. Осточертели косые взгляды сослуживцев, глупые сплетни за спиной, глухое противодействие всему правильному и положенному, чему он хотел научить личный состав. Они не хотели учиться положенному. Они хотели разъезжать с гордым видом в служебных машинах, бить задержанных, грабить пьяных, катать, а потом драть в тесных кабинах блядей, подвозить ночью «королей» за сотню в аэропорт, есть шашлыки и пить водку на природе. Конечно, этого хотели не все, но те, кто хотел, как раз и задавали тон, они переучивали новичков, и те более или менее охотно принимали их правила, потому что несогласных выживали, а соблазн вести себя на службе не так, как требуют скучные инструкции, а так, как хочется, перевешивал. Тем более что с каждым годом дисциплина падала, и можно было работать не для пользы дела, а для пользы себя.