Атомный поезд - Корецкий Данил Аркадьевич

«Иванов» обладал авантюрным складом характера, умением быстро приспосабливаться к ситуации и сходиться с людьми. Отличался природными способностями: умом, острой интуицией, смелостью, умением быстро принимать решения. Пройдя очень сжатый курс подготовки, он самостоятельно повышал квалификацию, в частности, тщательно изучал психологию. У него были хорошие показатели в работе, причём использовался он «вслепую»: предполагалось, что он не знает, чьи задания выполняет. И действительно, он никогда в жизни не видел Бицжеральда или других посольских разведчиков, имея дело с посредником, таким же россиянином, как и он сам. Пётр Васильевич познакомился с ним случайно, несколько лет назад, попросив за приличное вознаграждение проверить, живёт ли по рязанскому адресу один человек. Дело оказалось плёвым, а полученная за него сумма изрядной. Так и пошло… Поручения, как правило, были необременительными и на редкость хорошо оплачиваемыми. Правда, когда пришлось брать пробы земли и воды в разных районах и областях, определённые подозрения у «Иванова» появились, но он предпочёл их не развивать. Его вполне устраивала хорошая оплата услуг, которые можно при желании считать обычными услугами частного детектива. Полная ясность здесь и не нужна.

— А вот давайте мои попробуем, — по-прежнему улыбаясь, чужак протянул пачку «Мальборо».

После некоторого замешательства путейцы экономно притушили свои сигареты и приняли угощение.

— Меня Василием зовут, я сам-то из Тиходонска, сейчас в Москве живу, — сообщил «Иванов». — А этой роскошью меня шеф угостил, когда я два пропавших вагона нашёл. Там как раз «Мальборо» и везли. Только мне не нравятся. Форсу много, а не забирает. Сладкие какие-то.

Фраза была тщательно продумана. И могла вызвать только положительную реакцию.

— Это точно, — кивнул заросший, а его молчаливые коллеги оживились и согласно заулыбались.

— А ты чего, вагоны ищешь?

— Я всё ищу. Про частных детективов слыхали?

— У нас они не водются, — вмешался другой монтёр с острым, как у Буратино, носом. — А в кино видали.

— В кино одно враньё показывают, — сплюнул Василий. — А не выпить ли нам водочки? У меня с собой, и закусь имеется.

Работяги переглянулись. Предложение было дельным и характеризовало нового знакомого исключительно с положительной стороны.

— Это можно… Дело всё равно к обеду идёт. Надо только мастера предупредить…

Консенсус был достигнут. Компания расположилась в полуразвалившейся беседке за растущим вокруг депо кустарником, Василий достал из своей сумки две бутылки водки, шмат сала, чёрный хлеб и две луковицы. Монтёры одобрительно переглянулись. Приезжий действительно оказался простым, хорошим мужиком, которому и помочь не грех. А в том, что помощь ему понадобится, никто и не сомневался: не будет же он ни с того ни с сего поить незнакомых людей! Отношения складывались ясные и незамысловатые: мы у тебя угощения не просили, сможем — поможем, нет — извини!

Выпили за знакомство, за железнодорожников, за родителей.

— А ведь у меня дело есть, мужики, вы-год-но-е! — сказал Василий, когда первая бутылка подошла к концу. — На этом деле мы все хорошо заработать можем…

Сотрапезники кивнули, хотя понимали, что ничего, кроме нескольких бутылок водки, они не заработают, сколь бы выгодным ни было предлагаемое дело.

— Я сейчас на одну фирму работаю. А у неё вагон обокрали. На десять миллионов! Если поможете — пятьсот тысяч наши. Поделим на четверых! Ну, извините, не поровну: триста мне, двести вам. Годится?

Зарплата монтёра пути составляет две тысячи триста рублей в месяц. Суммы, о которых говорил Василий, на этом фоне представлялись совершенно нереальными и интереса для дальнейшего обсуждения не представляли. Но вторая бутылка водки была вполне реальной, она стояла на застеленном газеткой столе и представляла несомненный интерес.

— А где разбомбили-то вагон? — поинтересовался похожий на Буратино.

Василий пожал плечами.

— Кто знает… Из Москвы вышел целый, а в Новороссийск пришёл прорубленный… В составе охрана была, говорят, где-то в вашем районе…

Монтёры покачали головами.

— Может, у нас, а может, и не у нас. Что взяли-то?

— Алмазные буровые коронки, — сказал Василий. — Они никому не нужны, там другие алмазы, технические… Короче, обычному человеку без пользы. А когда бурить надо, через каменную породу пробираться, тогда им цены нет! Потому и дорогие! Их в Турцию по контракту отправляли.

При слове «Турция» небритый оживился.

— У нас недавно турецкий контейнер прорубили. Угря с Саввой сцапали, да Лаврентьича с ними, только Лаврентьича потом выпустили. Он рассказывал: предупреждал, мол, дураков, на иностранное не лезть! А они позарились! Вот и сидят теперь!

— Да ну?! — вскинулся Василий. — А сколько им дали-то?

— Пока нисколько. Суд только завтра начнётся.

— Так, может, это они и наш вагон заломали? — озабоченно насупил брови Василий и начал разливать вторую бутылку.

— Вряд ли. Куда бы они эти бурильные головки дели?

— Всё равно, спросить надо, — не согласился Василий.

— Как же ты спросишь, если они в тюрьме сидят?

— Так, может, условно дадут! И сразу выпустят!

Востроносый с сомнением хмыкнул.

— Савве, может, и дадут условно. А Угорь уже сидел, ему на полную катушку вкатят…

— Тогда у этого, Лаврентьича, надо спрашивать! Познакомите с ним, мужики?

Небритый со скрипом потёр щетину.

— Познакомить не познакомим, это ведь дело щепетильное… А показать его со стороны покажем. А там ты уже сам подходи да выспрашивай. Нам в эти дела встревать негоже…

— Ладно, мужики, разве я не понимаю? Я ведь тоже раньше на заводе пахал… Давайте выпьем, что ли?

Через полтора часа Василий так же по-свойски беседовал за кружкой пива с Иваном Лаврентьичем Пименовым. Теперь они стояли за высоким столиком в привокзальной пивной, грызли сухую тарашку, время от времени опрокидывали по сто граммов водочки и запивали почти прозрачным «жигулёвским».

— Так кто предложил на турецкий-то контейнер идти? — в очередной раз спрашивал он, изображая полное непонимание столь опасной глупости. И Лаврентьич с ним полностью соглашался.

— Говорю же — козлы! Или Савка предложил, или Угорь, точно и не упомню. А я им сказал: нельзя на иностранный груз замахиваться, могут матку вывернуть!

Испитое лицо Лаврентьича раскраснелось, глаза воинственно блестели.

— А они в ответ: не боись, сейчас всё можно… Вот тебе и можно! Всю станцию раком поставили, и меня в кутузку посадили, хорошо, скоро выпустили! Коз-злы!

— Может, подсказал им кто? Или подводку дал? — продолжал выпытывать Василий.

— Да какое там! За полчаса у них и мысли такой не было! А потом увидели товарняк с турецкими вагонами, вот и стрельнуло в заднице!

— Ладно, а как насчёт моего вагона? Может, его тоже они прорубили?

Лаврентьич прищурился и доверительно приблизил лицо к уху собеседника.

— Я тебе точно говорю: никакого вагона с алмазами у нас не рубили…

— Да он не с алмазами! С буровыми коронками, а в них алмазы, — это совсем другое дело!

Пименов зажмурился и замотал головой так, что она могла оторваться от морщинистой шеи.

— Всё одно. Говорю — не трогали твоего вагона! Ищи свои алмазы в другом месте!

— Да это не настоящие алмазы, они просто так называются!

«Иванов» нарочно зацикливал собеседника на мифических буровых коронках. И это у него получалось. Лаврентьич с пеной у рта доказывал, что никакого другого вагона его друзья не грабили. Все остальные расспросы Василия отошли на задний план и забылись. Допив водку и пиво, новые знакомые расстались.

— Завтра в суд вызывают, — кряхтел Лаврентьич. — Хошь не хошь, а надо идти, деваться некуда…

— Я тоже приду, — пообещал Василий. — А потом треснем по маленькой. Где тут у вас суд-то?

За пятьсот рублей «Иванов» переночевал в комнате отдыха машинистов. Перед тем как заснуть, подвёл промежуточные итоги. Свою миссию он почти выполнил. Кража имела место в действительности, её план возник внезапно и не был кем-то подсказан, воры арестованы. Концы с концами сходятся.

Конечно, можно предположить, что все это правдоподобная имитация. Пётр Васильевич ориентировал его именно на такую возможность. Теперь важно узнать, как накажут воров.

Если чисто символически, значит, действительно кража могла быть имитированной. Если наказание окажется суровым, это подтвердит первоначальный вывод. Можно усложнить рассуждения и предположить, что, несмотря на суровость наказания, воров тайно освободят, сделают пластическую операцию и, снабдив новыми документами, переселят в отдалённую местность. Но это версия для голливудского фильма, а не для простецкой российской действительности. И «Иванов» спокойно заснул как человек, честно выполнивший свой долг.

Процесс о взломе контейнера был рядовым, но народу в зале суда собралось довольно много: железнодорожников дело очень волновало. Подсудимые отказались от сделанных ранее признаний, отпечатков пальцев и показаний Лаврентьича, настаивая на своей полной невиновности и требуя оправдательного приговора. Это было обычное поведение преступников в эру поголовной невиновности.