Убрать слепого - Воронин Андрей

– Хитрец, – сказал Слепой.

– Тут особой хитрости не надо, – откликнулся Сердюк, со скучающим видом читая украшавшие стены кабины надписи. – Когда жмуриков штабелями кладешь, это не может продолжаться вечно. Рано или поздно тебе захотят замазать глотку, а самый лучший способ для этого ты и без меня знаешь.

– Да, – сказал Слепой. – Нет человека – нет проблемы.

– Вот именно.

Глеб в который уже раз подумал, не это ли послужило истинной причиной того, что генерал Потапчук поручил ему ликвидацию «вольных стрелков». Неужели все-таки Федор Филиппович – один из них?

Впрочем, теперь это мало интересовало Слепого. Если его догадка верна, то, когда Сердюк приведет его к подъезду знакомого сталинского дома, рука у него не дрогнет. А если нет, тогда… Что ж, тогда он посмотрит, как будут развиваться события.

Лифт остановился на девятом этаже. Выйдя на площадку, Слепой глазами спросил Батю, куда идти дальше. Майор показал пальцем вниз – квартира генеральской любовницы располагалась на восьмом.

Слепой одобрительно кивнул и начал следом за напарником бесшумно спускаться по лестнице.

На площадке восьмого этажа Сердюк приблизился к одной из дверей. За дверью громко играло радио – похоже, генерал по укоренившейся привычке принимал меры против подслушивания. Меры, конечно, очень относительные, но, учитывая, что про это место вряд ли кто-нибудь знал, вполне достаточные и даже излишние.

Майор кивнул в сторону двери, весело задрав бровь, и Глеб снова утвердительно наклонил голову – доносившиеся сквозь неплотно подогнанное фанерное полотно хриплые завывания Маши Распутиной и сменившая их бодрая скороговорка диктора были достаточно громкими, чтобы заглушить осторожное щелканье замка.

Сердюк вынул из кармана ключ. Он действительно неплохо подготовился, – подумал Глеб и, вооружившись комочком пластилина, залепил клейкой массой дверные глазки двух соседних квартир.

В третьей глазка не было, зато имела место старомодная, времен коллективизации, наверное, сквозная замочная скважина. Слепой залепил и ее, мимоходом подумав, откуда мог взяться здесь этот замок, бывший, как минимум, вдвое старше самого дома. Батя тем временем отпер замок и осторожно приоткрыл дверь. Звук надрывающегося радио усилился. Сердюк вынул из-под плаща револьвер и кивнул Глебу.

С той минуты, как распахнулись двери лифта, оба не проронили ни звука, прекрасно понимая друг друга без слов.

Майор резко распахнул дверь и вломился в квартиру, держа револьвер перед собой. Он как в воду глядел – генерал Строев был в постели, и пистолет оказался там вместе с ним. Затейница Майя сегодня придумала новую игру – извиваясь всем телом, она жадно облизывала вороненый ствол, доводя тем самым до полного исступления своего любовника, который, тяжело дыша, держал пистолет в руке, положив черноволосую голову женщины к себе на колени. Он сидел на постели лицом к двери и, несмотря на свою чрезвычайную занятость, заметил ворвавшегося в прихожую смутно знакомого бородача раньше, чем тот увидел его.

Генерал не зря когда-то брал призы на стрельбище – «Макаров» звонко бахнул, подпрыгнув в его руке, и майор Сердюк, не издав ни звука, тяжело обрушился на пол в прихожей с простреленным лбом.

Слепой выстрелил, не успев даже толком сообразить, что делает. Крупнокалиберная пуля разнесла генералу подбородок и вошла в мозжечок. Строев грузно завалился на левый бок, мгновенно залив кровью белоснежную постель и лицо лежавшей рядом с ним женщины.

Слепой мимоходом отметил, что женщина обжигающе красива, но главным сейчас было не это, а то, что она уже открыла рот, собираясь не просто закричать, а завизжать на грани ультразвука – это было видно по ее огромным округлившимся глазам, в которых не было ничего, кроме истерической паники.

Этого нельзя было допустить ни в коем случае, и он выстрелил во второй раз. Раздался неслышный на фоне бравурной фортепианной музыки хлопок. Пуля вошла в открытый рот, выбив два верхних зуба, и вонзилась в стену, разворотив по дороге затылок.

Женщину швырнуло на постель, и ее разбитая голова легла на поросшую густым седым волосом грудь мертвого генерала. Тело у нее было великолепное, но нагота не вызывала возбуждения, потому что это была нагота уже начавшего остывать трупа, более уместная в морге, чем в этой уютно обставленной однокомнатной квартирке.

Слепой ногой перевернул тело майора и, увидев черневшее во лбу отверстие, выругался сквозь зубы.