Оперативный псевдоним - Корецкий Данил Аркадьевич

Лапин замолчал. Это выглядело как просьба, а он не любил просить.

Особенно малознакомых людей. Кто ему Терещенко, в конце концов?

– Может, зря, может, нет, – неопределенно проговорил Терещенко, припарковывая машину у главного входа «Тихпромбанка». – Парня, что на то место взяли, через три месяца током убило. Монтировал «Кактус», а какой-то раздолбай включил линию. У каждого, правда, своя судьба... Пошли, зайдем ко мне.

Банк занимал отдельное четырехэтажное здание. Вокруг теснились развалюхи старого, доперестроечного, частного сектора. В ближайшие годы банкиры планировали отселить измученных печным отоплением и дворовыми «удобствами» жильцов и расшириться, создав своеобразную «буферную» зону.

Пока что огороженный высоким глухим забором двор имелся только с тыльной стороны здания, отделанный мрамором парадный подъезд выходил на асфальтовый пятачок стоянки для машин. Неловко запахиваясь в изуродованное, лишенное пуговиц пальто, Лапин ковылял вслед за уверенно шагающим Пал Палычем.

– Что это за чучело с Шептуном? – В окне одного из частных домишек колыхнулась занавеска. Высокий худощавый парень в черном мешковатом свитере и джинсах, быстро отложив бинокль, взял со стола «Кодак» с длиннофокусным объективом и сноровисто сделал пять снимков подряд. Щелк! Идущие гуськом Терещенко и Лапин, общий план. Щелк! Они же крупно, Лапин что-то спрашивает, рот подурацки приоткрыт. Щелк, щелк, щелк! Лицо Лапина в разных ракурсах...

– Черт его знает. – Плечистый, в кожаной куртке и спортивных штанах напарник склонился к блокноту. – Так и запишем: «Двенадцать пятьдесят две, приехал Шептун с неизвестным, которому присвоено псевдо „Чучело“. В двенадцать пятьдесят пять Шептун и Чучело вошли в банк».

Лапин бы несказанно удивился такому интересу к своей персоне, ибо расход цветной кодаковской пленки и фотобумаги перекрывал все мыслимые и немыслимые возможности его бесцветной личности. Но Сергей ни о чем, естественно, не догадывался и был озабочен только одним: пустят ли его в банк без документов? Этот вопрос он и задал на ходу своему спутнику, но тот небрежно отмахнулся:

– Не боись, со мной тебя везде пустят.

У входа стояли сразу три охранника: один в коридорчике между стеклянными дверями и двое внутри, в просторном вестибюле.

Затянутые в камуфляжные комбинезоны здоровенные парни удивленно вытаращились: одежда Лапина и раньше не отличалась элегантностью, а оторванная пола пальто вряд ли могла улучшить впечатление. Такие посетители сюда не ходили. Но, очевидно, спутники Терещенко не вызывали вопросов, потому что удивление внешне никак не проявилось, могучие фигуры молча расступились, открывая проход.

– Чего это их так много? – удивился Лапин. – Да один с автоматом...

– Не обращай внимания. Большие деньги требуют усиленной охраны. Особенно в некоторые моменты...

Лапин хотел спросить, что это за моменты, но вовремя спохватился: не его дело. И так он отнимает время у занятого и солидного человека...

Судя по тому, что встречные почтительно здоровались с Пал Палычем, тот пользовался немалым авторитетом, но не важничал и держался вполне демократично: приветливо кланялся женщинам, за руку поздоровался с совсем юным посыльным, приостановился поговорить с седой и грузной уборщицей.

– Как дела, тетя Маша? – Он добродушно улыбнулся. – Какая-то ты бледная да испуганная сегодня. Опять мышь увидела?

Женщина прерывисто вздохнула.

– Сердце хватает, Пал Палыч... Тут испугаешься...

– Так домой иди, лечись! Хочешь, валидол дам? – проявил участие Терещенко, причем со стороны казалось, что он сопереживает совершенно искренне. Но Лапин понимал – принимать беды всех окружающих как свои невозможно. Просто есть такая манера поведения, которая без дополнительных затрат позволяет располагать к себе других людей.

– Да нет, спасибо... Оно не первый раз... То схватит, то отпустит...

Водички попью, посижу – пройдет...

– Вот что такое люди старой закваски! – обратился Терещенко к Сергею.

– На первом месте работа, а все остальное – потом. В том числе и собственное здоровье. Молодец, тетя Маша! Но смотри не переусердствуй!

Они двинулись дальше, оставив женщину в полной растерянности и смятении. Похвала не помогла. Сердце у тети Маши не болело, болела совесть.

Только что она установила радиозакладку в кабинете председателя правления. Сама она не знала, что содеянное называется именно так, но понимала: прилепив черную коробочку под крышку длинного стола для совещаний, она совершила нечто ужасное...

Ужас совершенного так велик, что не окупается и полученной тысячей долларов, совершенно фантастической для ее бюджета суммой. Она не просила этих проклятых денег и никогда бы их не взяла, но у подосланного бугая сквозь ласковые манеры проглядывала не очень-то скрываемая смертельная угроза: если бы она заартачилась, то сейчас уже лежала бы на холодном каменном полу морга. Ведь они все знают: и как стол стоит, и каким боком к окну, и какая там планка... Даже место точно указали, куда приклеить... Им мешать бесполезно, все равно по-своему сделают... А она теперь меж двух огней: тот бугай с одной стороны, эти, банковские, – с другой. Они за свои миллиарды бьются, а простой человек всегда крайним остается...

Ругая про себя проклятых богачей на чем свет стоит, тетя Маша тяжело двинулась к своему закутку. Сейчас ей стало немного легче.

Кабинет у Терещенко оказался просторным, отделанным деревянными панелями. За книжным шкафом имелась замаскированная дверь.

– Заходи. – Пал Палыч толкнул податливо отошедшую панель и пропустил Лапина вперед. С треском зажглись лампы дневного света. Они оказались в комнате площадью метров в двадцать, уютной и полностью меблированной.

Зеркальный шифоньер, диван, сервант, два кресла, столик из дымчатого стекла, хорошие обои, на стенах и на полу возле дивана ковры, в торце еще один дверной проем...

– Там ванная и туалет, – пояснил Пал Палыч, перехватив его взгляд.

Очевидно, вид у Лапина был обалдевший, потому что Терещенко неожиданно улыбнулся.

– Нравится?

– Еще бы... Здесь и жить можно...

– Зачем жить? Для этого квартира, дача. Это комната отдыха, когда выпадает минута, я тут отдыхаю. С друзья ми или... Ну, сам понимаешь...

Сейчас Терещенко явно рисовался. Наверное, он помнил давнишнюю осторожную «мудрость» Лапина и сейчас наглядно давал понять, каким тот был дураком.

– Сейчас что-нибудь тебе подберем. – Хозяин открыл шифоньер, повозился и вытащил несколько вещей.

– Выбирай!

Длинное габардиновое пальто, подбитая серебристым мехом кургузая кожаная курточка модной выделки «крэк», дубленка «лизанка» с косыми карманами на груди. Лапин мало разбирался в одежде, но понял одно: ему предлагают дорогие и практически не ношенные вещи.

– Это слишком жирно... – растерянно сказал он.

– Ерунда. Я все равно носить не буду, выбрасывать жалко. Выбирай.

Сергей снял разодранное, похожее на половую тряпку пальтецо, огляделся, не зная, куда его деть.

– Брось в туалет на пол, тетя Маша уберет, – посоветовал Терещенко.

Лапин так и сделал, потом перебрал вещи и надел двубортное пальто с широкими подкладными плечами и длинным шлицем. Оно было слегка свободно.

– У тебя изысканный вкус, старик, – удивился Пал Палыч.

В зеркале отразилась фигура преуспевающего чикагского гангстера тридцатых годов. Правда, в комплект нужны светлый шарф, мягкая шляпа, хорошие брюки и дорогие ботинки с гетрами. К тому же с таким вороньим гнездом на голове любой гангстер превращается в огородное чучело... Сергей раздраженно сорвал вытертого кролика и отправил вслед за половой тряпкой. Потом снял пальто.

– Чересчур шикарно...

– Одно цепляет за собой другое, другое требует третьего, – понял его Терещенко и улыбнулся. – Знаешь историю, как дама выпросила у скряги мужа пару чулок в подарок? К чулкам понадобились туфли, к ним перчатки, к ним сумочка и шляпка, платье, бриллианты, шубка и, наконец, экипаж с тройкой вороных! Первый шаг определяет и все последующие...

Турецкая дубленка доходила до середины бедра, Лапин повернулся одним боком, другим и остался доволен.

– Сейчас не так холодно, обойдусь и без шапки...

Когда делаешь человеку доброе дело, то хочется довести его до конца.

Терещенко вновь полез в шкаф.

– Раз я шагнул, шагну и второй...

На свет появилась пушистая ондатровая шапка.

– Я в ней раньше на охоту ездил, – Терещенко нахлобучил блестящий мех на голову Сергея. – Дарю для комплекта!

Соблазн был слишком велик. Лапин решил не отказываться. Из зеркала на него смотрел совсем другой человек – элегантный, красивый, уверенный в себе. Потрепанные брюки и изношенные ботинки в кадр не попадали.

– Спасибо, Пал Палыч... – Сейчас он верил, что тот действительно действует от чистого сердца.