Антимавзолей - Воронин Андрей

– Оскорблять не имеете права! – плаксиво выкрикнул Воронцов, оставив в покое телефон. – Генерал Потапчук велел немедленно информировать его о любых попытках вывезти меня с дачи. Именно это я и собираюсь...

Полковник Чистобаев сделал стремительный шаг вперед и наотмашь ударил по руке, сжимавшей телефон. Оттого, что ударить ему хотелось вовсе не по руке, а по физиономии, и притом не ладонью, а крепко сжатым кулаком, удар получился намного сильнее, чем требовалось. Телефон отлетел в сторону, с треском влепился в стену и развалился на куски. Полковник сильно толкнул Воронцова в грудь, тот споткнулся о стоявшее позади кресло, потерял равновесие и, перелетев через подлокотник, замер в нелепой позе, задрав выше головы ноги в стоптанных туфлях.

– Так не поедешь? – процедил Чистобаев.

– Что вы себе позволя...

Воронцов осекся и замолчал, увидев в руке у полковника пистолет.

– Черт с тобой, – сказал Чистобаев, тремя точными, уверенными движениями навинчивая на ствол глушитель. – Не велено тебе отсюда уезжать – оставайся на здоровье.

Плавным движением направив пистолет в лицо Воронцову, он большим пальцем сдвинул предохранитель и взвел курок. Воронцов позеленел от ужаса.

– Помогите... – едва слышно пискнул он.

Лежавший на спусковом крючке палец напрягся. Послышался приглушенный звук, похожий на хлопок в ладоши. Воронцов издал пронзительный предсмертный крик и зажмурился, закрыв руками лицо. Что-то со стуком упало на пол; зазвенела, откатившись в сторону, стреляная гильза, и в наступившей тишине неожиданно прозвучал спокойный голос:

– Все в порядке, можно открыть глаза. Эй! Вставайте, граф, вас зовут из подземелья!

* * *

Воронцов осторожно открыл сначала левый глаз, потом правый, затем принялся недоверчиво ощупывать себя, не понимая, каким чудом остался цел и невредим.

– Дрянь дело, полковник, – сказал Глеб Сиверов Чистобаеву, который стоял посреди комнаты, крепко сжимая левой рукой простреленное запястье правой. Его пистолет лежал на полу. Кровь сочилась сквозь пальцы, неслышно капая на заграничные брюки, но Чистобаев этого не замечал. Его лицо посерело от боли, на лбу блестели бисеринки пота. – Ну что, полковник, поговорим? – продолжал Слепой, присаживаясь на край стола. – Не хочешь? Странно. Минуту назад ты здесь целую речь толкнул – о приказе, о воинском долге... Не говорил – пел! Я прямо заслушался. А теперь не хочешь... В чем дело – слушатель неподходящий?

– Ты... откуда взялся? – с трудом выдавил из себя Чистобаев.

– Вот так вопрос! – с веселым удивлением воскликнул Слепой. – Это все, что тебя интересует? Откуда-откуда... Из-за занавески! Вот отсюда...

Он подошел к окну, отдернул занавеску и сделал какой-то знак, предназначенный кому-то, кто ждал во дворе, – охране, наверное. Воспользовавшись этим, Чистобаев метнулся вперед, к своему пистолету. Раздался еще один хлопок, и пистолет, как живой, отпрыгнул в сторону от его протянутой руки.

– Можно, конечно, еще пострелять, – сказал Слепой, усаживаясь на подоконник. – Ты не поверишь, я без конца могу этим заниматься. Но, с другой стороны, патроны денег стоят, да и времени у нас в обрез. Поэтому в следующий раз стрелять буду не по пистолету, а по руке. Потом – по ноге... ну и так далее. Такие игры, между прочим, здорово развязывают язык.

– Мне больно! – злобно выкрикнул Чистобаев.

– Да ну? Быть этого не может! Кто бы мог подумать – больно!

– Хватит болтать. Мне нужен врач, черт возьми!

– Тому не надо черта искать, у кого черт за плечами сидит, – продекламировал Глеб и повернулся к Воронцову, который напряженно застыл в своем кресле: – Доктор, вы не откажетесь помочь? Полковник Чистобаев, конечно, сволочь, предатель и крыса, но, с другой стороны, клятва Гиппократа...

– Я, собственно... Видите ли, я скорее биолог, чем медик, – смущенно пробормотал Воронцов, с трудом вставая из кресла. – Да и то... Знаете ли, больше привык заниматься покойниками, чем живыми людьми...

– Так что же, прострелить человеку голову, чтобы вы могли перевязать ему кисть? – удивился Глеб. – Опять вы капризничаете! Ехать не хотели, теперь перевязывать не хотите... Я бы сам перевязал, но полковнику может прийти в голову какая-нибудь неудачная мысль, и мне придется его покалечить, а то и вовсе убить. Ему-то что, ему все равно терять нечего... Правда, полковник? А? Не слышу!

– Да пошел ты, – устало сказал Чистобаев, опускаясь в кресло, из которого только что встал Воронцов.