Комбат не ждет награды - Гарин Максим

Дверь квартиры Бахрушина Рублеву не понравилась. Не любил он всяких там глазков, переговорных устройств и сам никогда не спрашивал – просто открывал дверь и впускал гостя. Сейчас же на него смотрел рыбий глаз маленькой телекамеры.

Рублев еще некоторое время сомневался, уж очень похожей на выключатель оказалась кнопка звонка. Он надавил на нее один раз своей широкой ладонью, второй, но так и не услышал за дверью мелодичной трели.

И дверь двойная, и глазок.

«Внешняя, металлическая, наверняка на все четыре стороны запирается. Вот дождется Бахрушин, когда кто-нибудь сунет ему в замочную скважину гвоздик и не выберется он изнутри».

Наконец-то дверь отворилась. Впервые видел Рублев Бахрушина растерянным.

– Вы что, Леонид Васильевич, всегда по квартире в костюме ходите? – произнес он, переступая порог, чтобы поздороваться с хозяином.

– Что? – переспросил Леонид Васильевич.

Было понятно, его мысли сейчас очень далеко отсюда.

– Вы как-то приглашали, вот я и решил заехать, – Рублев уже был не рад, что выбрался из дому. Чувствовал он себя глупо: вроде бы приглашали, но его появления не ждали.

– А, да, было дело… – вспомнил Бахрушин, провел гостя в комнату, усадил в мягкое кресло. – Я сейчас кофе или чайку соображу.

– Лучше на кухне посидим, – предложил Комбат. Не любил он сидеть в комнатах, всегда предпочитая для разговора кухню. Там и покурить можно, и перекусить под разговор.

Леонид Васильевич любил свою кухню.

Все здесь было оборудовано в соответствии с его вкусами. Некоторое время Бахрушин молча колдовал возле плиты, высыпая в маленькую джезву мелко смолотый кофе, подсыпая туда пряности, сахар.

Комбат ждал, когда хозяин заговорит сам.

Он понимал, на душе у Леонида Васильевича тяжелый камень и он думает, стоит ли делиться с гостем плохой новостью. В таких ситуациях – Комбат знал это точно – лучше всего молчать, и человек, если захочет, поделится, выскажет наболевшее.

Бахрушин чертыхнулся, обжег палец о металлический бок джезвы.

– Вы бы поосторожнее, Леонид Васильевич. Не нервничайте.

– Не нервничаю я, – вспылил полковник, разливая не настоявшийся кофе по маленьким фарфоровым чашкам.

– Тонкие. Того и гляди край откусишь, – сказал Рублев, поднося тонкую, почти прозрачную белую чашку ко рту.

– Беда у меня случилась, – наконец-то устроившись за столом признался Бахрушин.

– Я это сразу понял, Леонид Васильевич.

– Может, коньяку в кофе плеснуть?

– Да нет, спасибо, я за рулем.

Бахрушин все еще колебался стоит ли посвящать Комбата в подробности последних событий. Один раз он уже обжегся, послав проверку на полигон, хотя мог и не делать этого.

Теперь он рисковал подставить под удар и Бориса Ивановича Рублева.

«Нет, позже, – решил для себя Бахрушин, – сейчас ему не нужно знать всего».

– Люди мои погибли, – произнес он, держа двумя пальцами тонкую ручку чашки.

Комбат напрягся. Не так уж часто гибли в ГРУ люди, а тем более в отделе Бахрушина.

– Где? – Комбат ожидал услышать: Таджикистан, Чечня…

Но в ответ прозвучало:

– Под Смоленском.

– Н-да, – Рублев подул на горячий кофе, разгоняя на поверхности черные пенки. Из-под них выглянула лоснящаяся поверхность круто заваренного напитка.

– Я и сам не знаю, плакать мне или смеяться, – Бахрушин ощущал сейчас отвращение ко всему миру.

– Как это случилось?

– Авария на дороге. Говорят, у шофера нашли в крови алкоголь и что мои люди были пьяны. Не верится мне во все это.

– Что ж, всякое бывает…

– Извини, Борис Иванович, из-за всех этих дел я совсем забыл, что мы договаривались встретиться. Какие планы у тебя на сегодня?

– Хотел с вами заехать в тир к Андрюше Подберезскому, постреляли бы…

– Может еще и заедем, а сейчас я спешу.

– Куда?

– Похороны, Борис Иванович, похороны.

– Тогда вам сегодня не до меня будет, – Рублев, давясь горячим кофе, допил чашку до дна и встал. – Вы уж извините, что я к вам без звонка, не знал, что не до меня будет.

– Погоди, – Бахрушин прищурился, – поехали со мной.

– Куда?

– – На кладбище.

– Я же их совсем не знал.

– Они тоже, Борис Иванович, форму носили.

– Я уже многих похоронил…

Рублеву страшно не хотелось ехать на похороны. Не любил он этого занятия. Тоскливое, беспросветное… Снова слушать женский плач, причитания родственников, а то и смешок у себя за спиной. Обязательно найдутся такие, кто начнет шутить, рассказывать анекдоты. Много случайного народа попадает на похороны, и Рублев не хотел быть одним из них.