Антимавзолей - Воронин Андрей

Клыков в очередной раз порадовался тому, что застал старика в живых. Это здорово смахивало на чудо, да и то, в каком состоянии пребывал этот человек, наводило на мысли о возмездии свыше, о какой-то высшей справедливости, о Божьей каре. В самом деле, глядя на эти живые мощи, было очень легко решить, что старику сполна воздали по делам его, заживо превратив в гниющий труп, неспособный умереть окончательно, пока не покается в своих грехах. Старику было, наверное, под восемьдесят, но выглядел он лет на сто старше. Глаза его были закрыты морщинистыми, как у черепахи, веками, совершенно лысая, покрытия коричневыми пигментными пятнами голова бессильно свешивалась к левому плечу; его можно было принять за мертвого, если бы не дыхание, со свистом и клокотанием вырывавшееся из костлявой, узкой, как у цыпленка, груди. С каждым выдохом Клыкова обдавало волной отвратительного, гнилостного смрада, и, чтобы заглушить эту вонь, он закурил сигарету.

Услышав щелчок зажигалки, старик открыл мутные, желтоватые с красными прожилками, слезящиеся глаза. Ноздри большого пористого носа затрепетали, жадно втягивая запах табачного дыма.

– Сигарету! – прохрипел он.

– Не сейчас, – возразил Клыков, – иначе вы не сможете говорить.

– Говорить, да... – В груди у старика клокотало и булькало, он с огромным трудом проталкивал слова сквозь это бульканье, и Клыкову пришлось придвинуться ближе, снова окунувшись в волны его смрадного дыхания, чтобы хоть что-то разобрать. – Говорить... Сначала ты мне скажи, по делу пришел или просто так, посмеяться? Или ты этот... психиатр?

– Я пришел по делу, – твердо сказал Клыков, – и я не психиатр.

– Ну да, – пробулькал старик, – верю... Зачем психиатру ко мне приходить? Какая разница, в своем я уме или нет, если все равно подыхаю – уже, считай, подох. Значит, говоришь, по делу... Знаем мы эти дела. По роже видать, какое у тебя ко мне дело. Отыскали все ж таки... Сколько лет прошло, а все равно отыскали! Одно слово – органы... Ну, да мне теперь все едино. На том свете меня давно заждались, а мне все никак не помирается. Давай, не тяни, кончай, что ли!

– Я не из органов, – сказал Клыков.

– А морда такая откуда? – прохрипел старик. – Глаза, как иголки, а туда же – не из органов...

– Я когда-то служил в армейской разведке, – сообщил Клыков, думая про себя, что сидящий перед ним старик – кто угодно, но только не сумасшедший. – Был на войне.

– А теперь?

– А теперь провожу одно расследование в частном порядке.

– И что же это за расследование такое, что для него понадобился такой старый валенок, как я?

Клыков посмотрел на старика. Старик мог умереть в любую минуту – прямо здесь и сейчас, так и не сказав того, что должен был сказать. Он чудом дожил до сегодняшнего дня, и Клыков чудом на него наткнулся – не нашел, не разыскал и не вычислил, а именно наткнулся благодаря невероятной случайности. В этом пансионате для престарелых умирал еще один старик – умирал не от старости, а от давних ран. Клыков когда-то служил под его началом и раз, иногда два раза в год заезжал проведать своего боевого командира, узнать, не требуется ли ему какая-нибудь помощь. Именно он, грустно посмеиваясь, показал Клыкову старика, который в последнее время окончательно выжил из ума и развлекал соседей дикими бреднями о том, что якобы служил в охране самого Ленина, чего, принимая во внимание его возраст, попросту не могло быть.

Это был подарок судьбы, такой шанс пролить хоть какой-то свет на ту давнюю историю, о каком Клыков не мог и мечтать. В принципе, ему лично эта история была совершенно неинтересна – его от нее мутило, он предпочел бы всего этого попросту не знать, – но из прошлого в настоящее протянулись окровавленные зловонные щупальца, которые подбирались все ближе к Георгию Луарсабовичу Гургенидзе – человеку, которого Клыков должен был охранять по долгу своей нынешней службы и в силу личной привязанности.

Еще раз взвесив все "за" и "против", Клыков решил, что пора открыть карты, не то старик, чего доброго, отдаст концы, так и не успев ничего сказать. А если он начнет распространять полученную от гостя информацию среди других постояльцев этого печального места, его просто никто не станет слушать – решат, что совсем выжил из ума и заговаривается...

Глубоко вдохнув, как перед прыжком в ледяную воду, он решительно погасил сигарету и вкратце описал старику ситуацию. Дослушав до конца, тот довольно долго молчал, свесив голову на грудь и закрыв глаза. Клыков уже решил было, что чертов старец уснул, но тот неожиданно сказал: