Комбат не ждет награды - Гарин Максим

Комбат поскреб пятерней в затылке, сплюнул на холодные угли потухшего костра, а затем носком ботинка расшевелил стеклянные бутылочные осколки в вытоптанной траве.

– Может коммерсантам склады сдает?

– Не получается, – ухмыльнулся Бахрушин. – За такие услуги больших денег не платят.

– Подпольный завод организовал.

– Производство так легко под землю не спрячешь, – напомнил ему Бахрушин.

– Тогда не знаю.

– И я не знаю. И вот тут-то, Борис Иванович, допустил я промашку. Посчитал, что этот Борщев человек тихий и не опасный. Снарядил я проверку на законсервированный полигон, поехали туда мои ребята…

– Это их мы сегодня хоронили?

– А то кого же! Только теперь я понял, Борис Иванович, что нельзя мне было так поступать. Приехали мои люди, обошли склады, ничего не обнаружили, все в порядке. А потом на обратном пути, совсем недалеко успели они от Смоленска отъехать, врезался в их микроавтобус «КамАЗ».

– Водителем-то кто был?

– Водителя «КамАЗа» потом в лесу нашли, повесился вроде бы как от расстройства.

– И что вы теперь делать думаете?

– А мне делать ничего нельзя, – хмыкнул Бахрушин.

– Это почему? Неужели вы так и спустите на тормозах?

– Мне бы теперь самому уцелеть… – полковник Бахрушин не выдержал и поднялся.

– Как это?

– А вот так. Отстранили меня от всех дел до конца расследования.

– У вас же столько друзей! Я же помню, вас ценят.

– Тут, как ни странно, Борис Иванович, высокие чины в дело вникнуть хотят, всем почему-то не дает покоя моя проверка. Зачем послал? Почему? Что хотел узнать? И, как ты понимаешь, ставят мне в вину гибель людей. А это не шуточки.

– Чем я могу помочь? – спросил Комбат. – Небось и у высоких чинов рыло в пуху.

– Ты? – усмехнулся Бахрушин. – Думаю, ничем. Ты мне помог уже тем, что выслушал меня и по глазам твоим вижу, виноватым меня не считаешь. Теперь ты понял, почему я речь говорить на могиле не стал?

– Да уж, жены и дети тех, кто погибли, вас не благословляют, – проговорил Комбат.

– Я сразу это понял, лишь только с глазами вдовы майора Кудина встретился, – Бахрушин прикрыл глаза, словно бы и сейчас вдова пристально и с ненавистью смотрела на него. – Ну все, Комбат, давай забудем об этом и вспоминать больше не будем.

Рублев чувствовал недосказанность. Не для этого вытащил его Бахрушин в лес, не для этого рассказал о своих неприятностях. Перед Рублевы стоял человек еще недавно могущественный, способный выдернуть кресло из-под задницы чуть ли не любого проворовавшегося военного чиновника. И всего лишь за пару дней Леонид Васильевич превратился в неудачника, которому впору подумать о собственном спасении.

– Что же теперь с вами будет?

– Не волнуйся насчет меня, Комбат, не пропаду. На пенсию отправят, благо, возраст мне позволяет. А мне много не надо, на жратву, на бензин для машины. Все остальное у меня есть.

– А если я помощь предложу, не откажетесь?

Бахрушин косо посмотрел на Бориса Ивановича Рублева.

– А тебе-то какой здесь интерес?

– Думаете, я не знаю, что значит хоронить друзей?

– Так то же мои друзья, а не твои.

– Я вот о чем подумал: не случись этого, прошло бы время и они могли бы стать и моими друзьями. Мы же с вами встречаемся часто.

– Теперь уже не станут.

– Хотел бы я взглянуть этому подполковнику Борщеву в глаза, – мечтательно проговорил Рублев.

– Я тебе могу заранее сказать, пустые у него глаза, ничего ты в них не увидишь.

– Знаю я эту породу: серые глаза, в которых ничего не увидишь, даже собственного отражения. Но одно сильное чувство, Леонид Васильевич, таким людям известно.

– Какое?

– Страх. Они всегда чего-нибудь боятся: потерять деньги, сболтнуть лишнее, за жизнь свою боятся, за здоровье. И если его как следует тряхнуть…

– Нет у меня на это уже власти, – развел руками Леонид Васильевич Бахрушин, прохаживаясь вдоль костра. Под его ногами хрустели осколки водочных бутылок, поскрипывали пластиковыми прокладками пробки. – Даже документы я тебе, Борис Иванович, показать не могу.

– Секретные, что ли?

– Меня как отстранили от дел, так документы все и забрали. Представляешь, пришел на службу, а в моем кабинете уже два капитана из соседнего отдела орудуют, глаза у обоих серые и пустые, – Бахрушин тяжело вздохнул.

Комбату стало жаль полковника, вмиг оказавшегося не у дел. Еще были у него кресло, служебная машина, звание, удостоверение, но они представляли собой лишь прежнюю оболочку Бахрушина. Он, имевший возможность наводить справки по всему миру, имевший тайную власть и право ставить на место казнокрадов, зарвавшихся мерзавцев в погонах, лишился этого лишь по той причине, что хотел докопаться до правды.