Груз 200 - Воронин Андрей

– И можно свернуть, обрыв обогнуть, – печально пробормотал он, – но мы выбираем трудный путь…

Подъем занял около часа и оказался немного проще, чем ожидал Глеб. В самых трудных местах он помогал себе ножом Беслана, вгоняя его в щели между камнями и поминая добрым словом Тараканова, настоявшего на том, чтобы он взял себе хотя бы нож. Наконец он перевалил через щербатый, сглаженный непогодой край скалы и растянулся на относительно ровной площадке, переводя дыхание и чувствуя, как мелко дрожат, отходя после нагрузки, мышцы рук и ног.

Немного отдышавшись, он свесил голову с края скалы и посмотрел вниз. Вид отсюда открывался превосходный, но Глеб дал себе слово, что, если этого можно будет избежать, он ни за что не пойдет обратно тем же путем.

Окончательно придя в себя, он двинулся в ту сторону, где проходила замеченная им раньше дорога. Шаги его постепенно замедлялись, и вскоре он уже крался, держа в правой руке нож, а в левой – разряженный “кольт”, который, сам не зная почему, до сих пор не бросил.

Он вышел на засаду с тыла. Примитивное укрытие, сложенное из камней и кое-как замаскированное пучками прошлогодней травы, разместилось на самом краю скального выступа, господствуя над дорогой. Боевиков было двое. Один из них спал, свернувшись калачиком и укрывшись куском пятнистого брезента, а другой скучал у пулемета, покуривая и глядя вниз, на дорогу.

На всякий случай Глеб осмотрелся еще раз, не заметил ничего подозрительного и медленно поднялся во весь рост. В последний момент дежуривший у пулемета бородач, видимо, что-то услышал или почувствовал. Его поза вдруг стала напряженной, он уперся руками в камень, готовясь встать, и начал поворачивать голову. До него было метра четыре, и Глеб понял, что может не успеть.

Он метнул нож, в последнее мгновение пожалев об этом: нож был красивый и прочный, но отвратительно сбалансированный, что делало его непригодным для метания.

Тем не менее бросок получился точным, и боевик молча ткнулся щекой в камень, так и не успев до конца повернуть голову. Черная костяная рукоятка с тусклым стальным набалдашником торчала из его шеи чуть пониже линии волос.

Глеб метнулся вперед, больше не заботясь о соблюдении тишины. Второй боевик испуганно открыл глаза и попытался вскочить, нашаривая под брезентом автомат, но широкое, остро воняющее пороховой гарью дуло кольта уже уперлось ему в лоб.

– С добрым утром, – сказал Слепой, большим пальцем взводя курок. – Ты уже проснулся?

Боевик попытался отползти, пятясь и сбивая ногами брезент, но позади была каменная стена, а спереди зияла беспощадная пустота пистолетного дула. Наткнувшись спиной на преграду, он беспомощно замер, завороженно вглядываясь в эту смертоносную пустоту.

Пауза длилась несколько секунд. Убедившись в том, что противник полностью деморализован и не станет оказывать сопротивление, Глеб дотянулся свободной рукой до лежавшего рядом автомата и убрал его подальше от своего пленника.

– Снимай ремень, – приказал он, подкрепив свои слова повелительным движением ствола. – И со своего приятеля тоже. Если будешь вести себя хорошо, останешься жить.

Боевик послушно расстегнул офицерский ремень, стягивавший его утепленную куртку, и, с опаской перевернув свежий труп своего напарника, произвел над ним ту же операцию.

– Считай, что тебе повезло, парень, – доверительно сообщил ему Глеб, сноровисто связывая пленника по рукам и ногам. Боевик безвольно поворачивался под его руками, как большая надувная кукла, и казался совершенно сбитым с толку. – Для тебя война, можно сказать, закончилась. Ты слышал, что вашему брату объявили амнистию? Подумай об этом, дружок. Полежи и подумай, а я тем временем постараюсь кое-что сделать, чтобы тебе было легче принять решение. Ведь ты человек Судьи, правда?

Боевик молча отвернулся, упрямо выпятив небритый подбородок, и стал смотреть в сторону, всем своим видом выражая гордое презрение.

– Э, – сказал Глеб, увидев эту пантомиму, – не поздновато ли ты спохватился? На меня эти штучки давно уже не производят никакого впечатления. Смотри, – он взял одну из рядком лежавших на камне ручных гранат и поднес ее к глазам пленника, – сейчас я выну из этой штуки чеку и засуну ее тебе в штаны. Твой приятель, который уже дожидается тебя на небе, будет хохотать до упаду, когда увидит, в каком виде ты туда явишься. И потом, стоит ли торопиться? Уверен, Аллах может подождать тебя еще три-четыре десятка лет.