Долг грабежом красен - Серегин Михаил Георгиевич

В ответ Сатаров молча кивнул.

* * *

Малеев остановил свою машину, бордовую «пятерку», недалеко от перекрестка Хмельницкого и Рабочей, рядом с магазином «Галантерея».

Он сидел за рулем машины, в салоне которой звучала музыка Вивальди в исполнении малоизвестного струнного квартета.

Скрипичная музыка Вивальди оказывала на Малеева мобилизующее воздействие. Несмотря на некий налет драматизма, в Малеева она вселяла оптимизм и заряд душевной бодрости.

Поэтому он предпочитал слушать ее перед очередным делом.

Для дела, которым он занимался, музыка не должна была вызывать сильных, давящих логику эмоций. Поэтому он не очень любил Вагнера, творчеству которого была очень присуща мрачная патетика.

Малеев занимался тем бизнесом, в котором нельзя терять головы и спокойствия. Но при этом ему, как и большинству людей, требовалась эмоциональная подпитка. И он находил ее в музыке.

Боковая дверь машины открылась, и на переднее сиденье сел Романенков, произнеся при этом:

– Поехали.

– Куда ехать? – спросил через несколько секунд езды Малеев.

– Все равно, – ответил Романенков. – Останови в каком-нибудь тихом месте, где мы могли бы поговорить.

Через несколько минут, убедившись, что слежки за ним нет, Малеев остановил машину в одном из тихих переулков города и, выключив двигатель, повернулся к Романычу.

– Выключи, ради бога, эту тягомотину, – поморщился Романенков, кивая на автомагнитолу.

– А ты не эстет, – усмехнулся Малеев, приглушая звук. – Не любишь скрипичную музыку.

– Я ее вообще не люблю, никакую. Не понимаю, что тебе в ней нравится.

– Я тоже раньше не понимал, – грустно усмехнулся Малеев. – В детстве мать заставляла ходить в музыкальную школу. У меня был абсолютный слух. И я учился играть на нескольких музыкальных инструментах. И вот прошло много лет. Я зарабатываю себе на жизнь игрой на других инструментах, отнюдь не музыкальных. Но при этом не могу себе даже представить, как я мог бы обойтись без музыки. Странный поворот судьбы, не правда ли?

– Может быть. Но сейчас меня интересуют совсем другие повороты судьбы. И чтобы избежать их негативных последствий, мне нужен ты.

Он вынул из бокового кармана плаща конверт с фотографиями и адресами и передал его Малееву.

– Здесь для тебя работа, – пояснил он. – Срочная и хорошо оплачиваемая.

Он быстро, но при этом подробно объяснил Малееву, что именно предстоит сделать. -…и нам нужны полные гарантии того, что у этих людей больше не осталось ничего. Работу необходимо сделать быстро, но и бабки мы платим немалые.

Малеев засунул конверт в карман куртки и недовольно поморщился:

– Нашу бригаду можно, конечно, назвать чистильщиками. Но мы все же не мусорщики. Собирать ваши бумажки – это не наша задача. Разгребывайтесь со своим дерьмом сами. Я вам не бухгалтер – балансы собирать.

– Мы хорошо платим, – снова повторил Романыч.

– Сколько? – спросил Малеев.

– Сто тысяч, после того, как все будет сделано – люди устранены, а документы переданы нам.

– Тридцать предоплатой, – быстро произнес Малеев.

– Ну, Музыкант, ты даешь, – усмехнулся Романенков. – Крутые у тебя условия.

– Так и работа собачья. А делаем мы ее чисто.

– Знаю, знаю, – ответил Романенков, передавая ему пакет с деньгами. – Здесь двадцать пять. Думаю, для предоплаты достаточно. Когда все будет сделано, сразу получите все остальное.

Малеев молча взял конверт и, посмотрев его содержимое, убрал в карман куртки.

– Договорились, – ответил он и завел двигатель, давая понять, что разговор окончен.

– Если что, связывайся со мной по сотовому, – сказал Романыч. – Но будь осторожен, знаешь, что в городе творится. Сегодня к нам на фирму нагрянули следаки из Москвы. Трясут по полной программе. Говорят, что им помогают местные гэбисты.

– Не учи меня. Без тебя знаю, как мне работать, – холодно ответил Малеев и, дождавшись, когда Романенков вылезет из машины, тронулся с места.

* * *

Полунин быстрым шагом вышел из гостиной и, спустившись по лестнице в подвал, отворил дверь.

Петров сидел на табуретке за столом. Лицо его было бледным, глаза широко раскрыты. Взгляд его испуганных глаз был прикован к работающему в углу телевизору.

В этот самый момент диктор комментировал демонстрируемые по телевизору документальные кадры. В центре кадра в большой луже на спине лежал, раскинув руки, Андрей Капустин. Рядом с ним валялся пистолет с глушителем.