Ночь с Каменным Гостем - Леонтьев Антон

Дочка, обещай мне, что, если папе придется надолго уехать, ты будешь его ждать! Ты ведь любишь папу? И папа тебя тоже очень сильно любит! Больше всего на свете! И что бы ни случилось, папа вернется, запомни это, Виолетта! Папа обязательно вернется! А теперь выпей коктейль!

…Короткие гудки, свидетельствовавшие о том, что звонивший положил трубку, показались Виолетте пушечными выстрелами. Она уже не слушала, как Дана Драгомирович прощалась с радиослушателями.

Нет, это игра воображения! Этот голос… Она готова поклясться, что знает человека, которому он принадлежит. Но такое невозможно! Совершенно невозможно!

От глупых переживаний во рту пересохло, а спина, наоборот, взмокла. Доктор поднесла ко рту пластмассовый стаканчик с минералкой и бросила взгляд на текст открытки.

«Виолетта! Как и обещал, я вернулся! Ты была плохой девочкой и предала меня! За это я накажу тебя. Знаешь как? Я вырву твое сердце и съем его! Вулк».

Виолетта с силой выдохнула, разбрызгивая воду изо рта. Стаканчик упал на туфлю.

Пей, дочка, пей! Ты же доверяешь папе? Тогда не задавай вопросов и просто пей!

Она узнала корявый почерк на открытке. Она узнала его так же, как узнала голос по радио. И почерк, и голос принадлежали Вулку Климовичу, расстрелянному двадцать лет назад за убийство тридцати трех человек.

Вулку Климовичу – ее отцу.

Дул пронизывающий ветер. Лайма поежилась и с тоской посмотрела на кафешку, расположенную на противоположной стороне улицы. Как бы ей хотелось зайти туда, усесться за один из столиков, заказать жареную картошку с бифштексом и бутылку… нет, лучше пару бутылок старого доброго экарестского темного пива!

А вместо этого она торчит в темноте и на холоде, ожидая, пока заявится кто-нибудь из клиентов. Лайма поплотнее запахнула легкое манто – имитацию шкуры зебры, расстегнула крохотную сумочку, висевшую на плече, вытащила сигарету с ментолом и зажигалку. Если нет возможности нормально закусить и выпить, так хотя бы закурить! Отлучиться нельзя: Тихон, сутенер, изобьет!

Для Тихона виноватый всегда известен – «шлюхи»! Не поверит ведь, что клиент деньги отобрал, а если и поверит, заявит с наглой усмешкой: «Мне все равно, ты мне бабки должна, восемьдесят процентов с каждого мужика, так что давай, гони!»

Лайма щелкнула зажигалкой. Вот ведь жизнь! У нее двое малышей – Бориска во второй класс ходит, мамашку «пятерками» радует, а с Октавией, с той беда… Но ведь не бросишь такую, своя же кровиночка, хоть и даун! А сколько денег нужно, чтобы и Бориске учебники купить, и в поездку с классом на море его отправить, и на лекарства Октавии, на нянек, которые за ней ходят, пока мамашка Лайма трудится не покладая рук. Точнее, ног, хи-хи-хи…

Ее дети ни в чем нуждаться не будут! И им краснеть не придется за то, что маманя у них… на панели работает. Лучше на панели в день столько же зарабатывать, сколько на фабрике в месяц! Так она детишек кормить может, и никакой мужик-осел рядом не нужен. Сама их вырастит, сама внуков будет нянчить. Октавия даром что с синдромом Дауна, вон по телеку недавно показывали – один парень в Испании, тоже даун, в университете, как обычный студент, учится, хочет адвокатом стать, и свой рок-бэнд организовал, диск записал, концерты дает, денег много заработал. А чем ее Октавия хуже? Хотя то, конечно, Испания, а у нас – Герцословакия, мать ее…

Лайма, подпрыгивая на холодном осеннем ветру, размышляла. Хорошо еще, что дождь, как вчера, не хлещет. Тихону же все равно: пурга, тайфун, цунами – стой себе и торгуй телом, ляжки показывай, жопой крути, в общем, завлекай мужиков. Что еще делать, если клиентов, этих похотливых кобелей, нету? А если клиентов нет, то и денег нету! Вот тебе и хи-хи-хи!

Чертыхнувшись, Лайма в который раз попробовала зажечь сигарету. Безрезультатно. Она швырнула позолоченную безделушку на грязный асфальт. Зажигалка, подпрыгнув и сверкнув фальшивыми самоцветами в рассеянном свете фонаря, упала на решетку канализационного стока, секунду балансировала на перекладине, а затем полетела вниз. Раздался тихий всплеск.

– Эй, тебе требуется огонь? – раздался странный сиплый голос.

Лайма в страхе обернулась. Ну надо же, не заметила, как и клиент появился. Все они такие, поганцы, или незаметно к тебе подкрадываются, или незаметно уходят. Поэтому деньги всегда надо вперед брать – таково железное правило. А что делать, если он бумажки сначала дал, а потом забрал? Кастет, что ли, или баллончик со смесью красного перца и махорки носить?

Темная фигура замерла за фонарем. Только сильно прищурившись, Лайма смогла рассмотреть клиента – одет как-то немодно, в плащ и длиннополую шляпу. Лица вообще не видно. А, хрен с ним, в этом городе порока, как именовала Лайма Экарест, было полно извращенцев. Ей все равно, во что он одет, ведь придется в любом случае раздеваться, хи-хи-хи…

Что-то зашуршало, и вспыхнул красный огонек, на секунду осветивший голову незнакомца. Лайма заметила, что воротник плаща поднят так, что лица не разглядеть. Похоже, этот из новеньких. Раньше его не видела, а работает она на панели уже двенадцатый год, еще немного, и президент Бунич даст ей медаль «За перевыполнение сексуального плана и подвиги на невидимом фронте», хи-хи-хи… Скоро надо задуматься о пенсии. Ей ведь почти тридцать, молоденькие девицы из провинции, резвые и развязные, напирают. Вот бы завязать с панелью, заняться чем-то более прибыльным и солидным – торговлей наркотой или самой бордель открыть…

– Мерси, милашка, – сказала Лайма, зажигая сигарету. Она машинально отметила две детали – руки незнакомца были затянуты в черные перчатки и пользовался он не зажигалкой, а спичкой. Причем спичкой странной, какой-то большой, как в старинных фильмах.

Затянувшись, Лайма кокетливо сказала:

– А ты у нас джентльмен. Что, джентльмен хочет немного поразвлечься? Я же знаю, что хочешь! Наверняка твоя жена ничего в постели не делает. А я могу тебя утешить. Только бабки вперед! Хи-хи-хи! Деньги вперед, я сказала! – заявила Лайма.

Клиент протянул ей пачку купюр. Пересчитав их два раза, Лайма сунула банкноты на дно сумки. Проверив, что складной ножик там же (если попробует отобрать деньги – получит в глаз!), Лайма проворковала:

– Пошли, милый, у меня в домике тут неподалеку имеется уголок. Мы там все и сделаем. Только учти, все с резинкой! И не беспокойся, причиндалы у меня в комнате, хи-хи-хи!

Расстегнув фальшивое манто из зебры, Лайма подтянула чулки, предоставив клиенту возможность оценить ее ноги, а затем, виляя бедрами, направилась к подъезду. Незнакомец следовал за ней. Они поднялись на последний этаж, Лайма отомкнула облупившуюся, выкрашенную некогда зеленой краской дверь с эмалированным черно-белым номерком «89» и прошла в комнату. Она зажгла настольную лампу. Клиент вошел следом за ней. Лайма увидела, что в левой руке он держит странный саквояж.

– Что, ко мне прямиком с работы? – улыбнулась Лайма и указала на кровать, застеленную несвежим мятым бельем. – Ну что, давай приступать, милый. Кстати, как тебя зовут?

– Вулк, – ответил незнакомец и поставил свою ношу на кособокую табуретку. Щелкнул замок – клиент распахнул саквояж.

Вулк, откинув плащ с алой подкладкой, подошел к кровати. Лайма привстала, собираясь обнять клиента за шею.

– Да сними же ты свою дурацкую шляпу, а то выглядишь, как Зорро. И мне лица твоего не видно совсем. И плащ скинь. Ой, да ты в маске! Что за чудеса! Впрочем, у тебя ведь не лицо – главная рабочая часть, хи-хи-хи… Давай я тебе расстегну…

Вулк толкнул Лайму, она полетела на кровать, ударившись затылком о стену, оклеенную выцветшими обоями синего цвета в косую белую полоску.

– Эй, мы так не договаривались, Вулк! – запричитала Лайма. – Если хочешь садо-мазо-игры, то обойдется это тебе в два раза дороже. Причем платить надо до начала сеанса! Иначе никаких хи-хи!

Левая ладонь Вулка впилась Лайме в горло, вжимая ее в кровать. Лайма попыталась сопротивляться, но клиент был намного сильнее. Она захрипела и с ужасом увидела, как из-под плаща вынырнула правая рука клиента. В ней был зажат остро заточенный хирургический скальпель.

– Меня зовут Вулк, – просипел незваный гость, и Лайма попыталась завизжать, но из горла, сжатого стальной хваткой, послышался только жалкий свист.

Женщина поняла, что пошли прахом мечты о собственном прибыльном бизнесе: не будет этого, как не будет и университетского образования для малышки Октавии и шалопая Бориски. Ничего больше не будет!

А через мгновение скальпель пронзил грудную клетку Лаймы.

Беспомощность – вот самое страшное чувство, которое может завладеть человеческой душой. Беспомощность лишает людей инициативы и отбирает надежду. Беспомощность губительна для логического мышления. Однако в особых, редких случаях беспомощность заставляет человека действовать, хотя бы и с осознанием того, что ничего изменить нельзя.