Белое и черное - Ёкомидзо Сэйси

Акико вытерла слезы и подняла на Тодороку прямой взгляд. Истерзанное мукой лицо было бледным.

— Я специально приехала из Осаки, чтобы рассказать вам это. Не знаю, что говорил он. Но если человек, к которому я обратилась в автобусе, — это Судо, то Нэдзу просто по времени не мог убить его. Газеты пишут, что Катагири Цунэко и Судо Тацуо убиты одним и тем же человеком. Значит, Нэдзу невиновен в этих преступлениях, не так ли?

Что ж, показания Нэдзу получили подтверждение. Пусть даже Сабухиро не видел толком спутницу коменданта — все-таки, он был далеко, и уже стемнело, — но Кэнсаку должен помнить эту женщину. Если он засвидетельствует, что именно ее он провожал к Нэдзу десятого вечером, у того будет абсолютное алиби. Пусть даже и остается вопрос, зачем ему было так необходимо изувечить до неузнаваемости лицо мадам.

— А кстати, госпожа…

— Слушаю вас.

— Если вы давно знали, что господин Нэдзу сидит на наркотиках, вы, должно быть, представляете себе, насколько это дорого?

— Да. Я потому и вынуждена была уйти от него.

— Так откуда он брал деньги? У него было какое-то состояние?

— Оно было у него давно. Он второй сын богатого землевладельца и получил от отца значительную долю. Но вы же знаете, как получилось после войны — поля и земли обесценились. Правда, у него оставались лесные угодья, но их он спустил на наркотики.

— В таком случае, из каких средств он черпал деньги на наркотики последнее время?

— Что?

Акико ошеломленно взглянула на Тодороку, словно такой вопрос никогда не приходил ей в голову.

— Он сам не сказал вам?

— Нет. Как мы ни спрашивали.

— Но… — Акико, словно подыскивая слова, некоторое время смотрела в лицо Тодороку, а потом убежденно заговорила. — Он не способен на дурное. Он всегда был очень порядочным человеком. Он очень отзывчивый, очень честный. Он всю войну заботился о своих подчиненных. Он и разочаровался в обществе после войны, потому что уж слишком был прям и чист душой. Это и подтолкнуло его к наркотикам. Ах, если б не они!..

— Может, он кого-то шантажировал?

Глаза Акико полыхнули гневом.

— Такого не может быть! Шантаж — это игра на человеческих слабостях, а он абсолютно на такое не способен! Абсолютно! Да Нэдзу скорее мог бы убить, но воспользоваться слабостью человека — на такую подлость он не способен. Категорически!

— Скажите, госпожа, — заговорил молчавший до сих пор Киндаити. — А почему вы расстались с господином Нэдзу? Вот вы сказали — из-за наркотиков. То есть, из-за них ушло ваше чувство к нему?

На лице Акико внезапно отразилась боль. Она с горечью посмотрела на Киндаити и, почти срываясь на рыдания, заговорила.

— Не знаю, кто вы, но слушали меня внимательно. Дело было вот как. — Она перевела дыхание. — Он служил в Центральном Китае и демобилизовался довольно быстро. В сорок шестом году мы поженились. Для нас обоих это был первый брак. Я сразу забеременела и в сорок седьмом родила Юкико. Вот тогда-то с ним и началось неладное. Мы жили в наших родных краях, в уезде Сисо префектуры Хёго, и он принялся раз в неделю ездить в Кобэ. Я-то думала, что муж ищет работу, а он — ну кто мог подумать! — попробовал там наркотики и стал ездить туда запасаться.

Акико тяжело вздохнула:

— Я отчаянно пыталась его спасти, но сама же отступалась, видя его мучения при ломке. В одночасье мы потеряли то немногое, что имели. Кто-то из нас должен был начать работать. Мне по наивности казалось, что уж я-то, во всяком случае, смогу уберечь себя, и несмотря на все его протесты отправилась в Кобэ. Но не прошло и месяца, как возвращение домой стало для меня невозможным.

— Что вы хотите этим сказать?

— Есть в этой жизни то, от чего у женщины просто не хватит физических сил уберечься — мужское насилие. Меня изнасиловал китаец, державший под контролем черный рынок в Кобэ. Нет, он не издевался надо мной, даже чуть не извинялся за то, что из-за наркотиков ослаб и долго не мог взять. Я не могла такой вернуться к мужу. С тех пор я так и перехожу из рук в руки от китайца к китайцу.

Акико закрыла лицо руками и горько заплакала. Классический пример пути к пропасти, который проходили японские женщины послевоенных лет.

Дождавшись, когда Акико успокоилась, Тодороку рассказал ей, в чем суть показаний Нэдзу. Она слушала его с изумлением, молча переводя вопрошающий взгляд с инспектора на частного сыщика, а в конце рассказа опять остановила взгляд на Тодороку с вопросом: