Чему не бывать, тому не бывать - Хольт Анне

— Возвращайтесь в свою квартиру и ждите там, — приказал Ингвар Хальдис Хеллеланд, которая так и не осмелилась зайти в гостиную.

Она повиновалась, не задавая никаких вопросов и не пытаясь заглянуть в комнату. Входную дверь она оставила открытой. Они услышали, как она пересекает лестничную площадку и как за ней захлопнулась дверь.

— Черт! — выругался Зигмунд Берли, подходя к трупу.

Он приподнял штанину Рудольфа Фьорда и потрогал ногу.

— Совершенно холодный.

— Ты не видишь письма? — Ингвар не шевелился. Он продолжал стоять и наблюдать за тем легким движением, которое Зигмунд придал трупу, так что тот начал теперь очень медленно поворачиваться вокруг собственной оси.

Перевернутый стул валялся на полу.

Ингер Йоханне в одном-то уж точно права, подумал Ингвар. Она права в том, что это дело дорого стоит. Слишком дорого. Мы блуждаем в потемках, тыкаемся в разных направлениях. Приподнимаем уголок человеческой жизни здесь, тянем за нитку там. Все распадается. Мы не находим того, что ищем. Но находим то, что ломает людям жизнь. Рудольф Фьорд с этим не справился. Кто ему разболтал? Ульрик? Это Ульрик позвонил ему, чтобы предупредить старого клиента, сказать, что тайна раскрыта? Что уже не имеет никакого смысла притворяться перед женщинами и корчить из себя светского льва?

— Здесь, похоже, никакого письма нет, — сообщил Зигмунд.

— Поищи получше, — посоветовал Ингвар.

— Но я уже...

— Ищи еще. И позвони в полицию.

Рудольф Фьорд не убивал Вибекке Хайнербак, думал Ингвар. Во время убийства он ужинал в Бэруме с коллегами по партии. Алиби подтвердилось. Его никогда ни в чем не подозревали. И все равно мы не могли оставить его в покое. Мы никогда не оставляем никого в покое.

— Здесь нет письма, — раздраженно отчитался Зигмунд Берли. — Он повесился, потому что не хотел, чтобы его застали со спущенными штанами. Вряд ли он мечтал, чтобы все на свете об этом узнали.

— И вот именно то, — сказал Ингвар и подошел наконец к телу, которое перестало вращаться, — что Рудольф Фьорд, возможно, платил за секс любовнику Тронда Арнесена, мы оставим в тайне. Должны быть какие-то пределы разрушению человеческих жизней и... — Он посмотрел на лицо Рудольфа Фьорда. Широкий мужественный подбородок казался теперь больше, глаза налились кровью. Он был похож на выброшенную на берег глубоководную рыбу. — ...И памяти о них, — закончил Ингвар. — Мы оставим свои знания при себе. Хорошо?

— Ладно, — согласился Зигмунд. — Полиция Осло уже едет. Они сказали, будут через десять минут.

Им понадобилось восемь.

Когда четыре часа спустя Кари Мундаль сняла телефонную трубку, раздраженная тем, что кто-то звонит в половине одиннадцатого в пятницу вечером, прошла всего минута, прежде чем она медленно опустилась на стул возле маленького магнолиевого куста в прихожей. Она слушала сообщение партийного секретаря и была почти не в состоянии ответить внятно на те несколько вопросов, которые он задал. Она продолжала сидеть, после того как разговор был закончен. Стул был неудобным, в коридоре было прохладно и почти темно, и все-таки она не могла встать.

Она звонила Рудольфу вчера. Она просто не могла это так оставить. После бессонной ночи со среды на четверг, когда в ее голове перебивали друг друга мысли о преимуществах и недостатках того, чтобы сделать все достоянием гласности, она приняла решение.

Фатальное, как понимала она сейчас.

Так и не решив до конца, хочет ли она начинать дело, она позвонила ему. Не поняв окончательно, выдержит ли партия, а значит, и Хёль Мундаль, еще один скандал, она рассказала Рудольфу все, что знала.

Я так разозлилась, думала она, слыша звук своего взволнованного дыхания. Была разочарована и пришла в ярость. Не могла думать ясно. Я просто хотела, чтобы он знал, что опасность не миновала. Он должен был знать, что его тайна не похоронена вместе с Вибекке. Я так разозлилась, была просто в бешенстве.

— Кто это был, любовь моя? — Хёль Мундаль вышел из гостиной. Свет, проникший сквозь двойную дверь, ее почти ослепил. Муж казался темным силуэтом с трубкой в одной руке и газетой в другой.

— Рудольф умер, — сказала она.

— Рудольф?

— Да.

Муж подошел ближе. Она по-прежнему слышала свое дыхание и пульс. Он включил свет, который резанул глаза. Она плакала.

— Что ты говоришь! — воскликнул он, сжимая ее руку.

— Рудольф покончил с собой, — прошептала она. — Я не знаю точно когда. Вчера, наверное. Они не знают. Я не знаю.