Чему не бывать, тому не бывать - Хольт Анне

Ящик со столовыми приборами с грохотом упал на пол. Ингер Йоханне стала на четвереньки и принялась собирать вилки, ножи и ложки.

— Отца семейства, — сказала она, не поднимая головы, — обвинили в мошенничестве: страховая компания подала иск, считая, что он сам поджег свой дом, чтобы получить страховку. И он поджег... дом полицейского. Следователя. Когда вся семья спала.

— Иди сюда. — Он обнял ее уверенно и нежно и приподнял, как она ни вырывалась. — Никто не подожжет этот дом, — прошептал Ингвар ей на ухо. — Я никому никогда не позволю поджечь наш дом.

12

В течение нескольких веков люди ходили по узким улицам между низкими, покосившимися, цепляющимися друг за друга домами. Лестницы вились вдоль узких переулков. Ноги обивали каменные ступени — в одном и том же месте, год за годом — и оставили гладко отполированную тропинку, на которую она присаживалась несколько раз, чтобы передохнуть. Блестящие углубления холодили пальцы. Она прижала их ко рту и почувствовала соленый привкус на кончике языка.

Она прислонилась к южной стене. В серо-голубой дымке небо и море сливались. Горизонта не было, была только бесконечная перспектива, от которой у нее кружилась голова. Даже здесь, на вершине холма, не было ветра. Влажное марево окружало средневековый город Эз-сюр-Мер.

Она была одна. Летом, должно быть, здесь просто невозможно находиться. Даже сейчас, когда ставни и двери магазинов были по-зимнему неприветливо закрыты, было понятно, сколько же туристов бывает здесь летом. Сувенирные лавки стояли стена к стене, и на тех крошечных площадях, которые иногда встречались в центре, она замечала царапины от ножек стульев и бесчисленные окурки между камнями брусчатки. Прогуливаясь в одиночестве вдоль стены к морю, она представляла себе звуки, которые издают орды туристов, приезжающих сюда в летнюю половину года — курлыкающие японцы и шумные румяные немцы.

Она постепенно становилась настоящей странницей. Находила потайные тропы и училась избегать главных улиц с их отсутствием тротуаров и опасным для жизни, вечно грохочущим транспортом.

Новое полупальто с капюшоном — дафлкот от Барберри — было теплое и не слишком тесное. Она купила его в Ницце, вместе с тремя парами брюк, четырьмя джемперами, кучей рубашек и костюмом, который она вряд ли когда-нибудь решится надеть. Когда она приехала во Францию, перед самым Рождеством, у нее было с собой две пары туфель. Теперь они лежали в мусорном ящике на улице. Вчера вечером она решительно сунула их в целлофановый пакет и выбросила, хотя одна из пар была куплена всего полгода назад. Туфли были солидные, коричневые — практичная обувь, которая лучше всего подходит женщине средних лет.

Теперь на ней бежевый дафлкот и удобные ботинки «Кампер». Продавщица в магазине нисколько не удивилась, когда она решила их померить. Рядом с ней, на ярко-желтом пуфике, сидел молодой человек лет восемнадцати и мерил ботинки такой же модели. Он приветливо улыбнулся, поймав ее взгляд, и одобрительно кивнул. Она купила две пары. Они прекрасно сидели на ноге.

Она много ходила пешком. Так легче было думать. Именно в течение долгих, требовавших выносливости прогулок вдоль моря и в горах она по-настоящему почувствовала, что живет. Время от времени, обычно по вечерам, когда она возвращалась домой, она ощущала физическую усталость — как благословенное напоминание о собственных силах. Она могла снять одежду и ходить по дому голой, видя в оконных стеклах подтверждение тех изменений, которые с ней произошли. Она пила вино, но никогда не перебирала. Наслаждалась вкусом пищи — и когда готовила сама, и когда заходила в ресторан, где ее узнавали. Ее всегда теперь узнавали, вежливые официанты пододвигали ее стул и помнили, что она любит выпивать бокал шампанского перед едой.

В последние дни она чувствовала, что благодарна жизни.

Она вела машину без остановок от Копенгагена, где та стояла на парковке, пока она ездила на пароме в Осло и обратно. В списке пассажиров норвежского парома она фигурировала как Ива Хансен и ни разу не выходила из своей каюты. Провела ночь в гостинице, причем отлично выспалась — даже не устала потом, просидев тридцать пять часов за рулем. Когда она останавливалась ненадолго, чтобы заправиться или пообедать в трактире в немецкой деревне или в поселке у Рейна, она, конечно, чувствовала напряжение в мышцах и суставах. Но спать ей не хотелось.