Волк насторожился - Бушков Александр

– Ох, после того как ребята черт знает где вскрывали первую… Вы покажете, если что-то найдется?

– Непременно.

– Можно, я немного пока выпью?

– Бога ради, – сказал он. – Только не увлекайтесь, вдруг мне потребуется консультация…

…Пока басовито гудел станок и повизгивал металл по металлу, он стоял в сторонке, у окна. Любопытство было какое-то ленивое, вторичное, что ли.

– Готово, – сказал механик.

Данил обернулся. Парень держал Будду основанием вверх, как вазу – и там, чуть пониже среза, виднелся плотный сероватый ком, туго вбитый в пустотелое туловище творца учения о нирване.

– Благодарю, – сказал Данил. – И забыть начисто…

Он так и нес статуэтку до коттеджа, в той же позиции, зажав под мышкой срезанный бронзовый кружок. Пытался вспомнить по дороге имена каких-то исторических личностей или названия городов, связанных с этими местами в пятнадцатом веке, но, как ни изощрялся, не вспомнил. Потому что, кажется, так ничего об этом и не читал. И не смог бы сказать точно, были ли здесь или возле Байкала какие-то города.

Марина встретила его любопытно-хмельным взглядом. Успела уже «усидеть» полбутылки ликера – и на сей раз не озаботилась возней с юбкой, так что Данил, предвидя кое-что наперед, иронически хмыкнул. Про себя, конечно. Ножки безусловно заслуживали внимания – а вот прямолинейная женская логика, незамысловатая, как гребешок, заслуживала лишь сожаления. Ну да, уже не две, а три пуговички расстегнуты…

– Цирковой номер, – сказал он, садясь и устраивая Будду меж колен. – Чем бы нам… ага.

Подцепил этот ком, и в самом деле оказавшийся чем-то вроде плотной ваты, вилкой и лезвием собственного перочинного ножика. Легонько потянул, примеряясь. Ком выскочил легко. Марина чихнула, смешно морща нос. Ему самому явственно щекотал ноздри сухой и летучий запах – то ли пыли, то ли кожи. Теми же археологическими орудиями осторожно развернул слежавшуюся вату. Обнаружился сероватый сверток толщиной с граненый стакан.

– Пергамент? – спросил он.

– Ага. Бумаги здесь делать не умели, а папируса не было. – Марина почти касалась его щеки своей, так что Данил чувствовал свежий запах ее кожи. – Разворачивайте, не бойтесь, там был точно такой же, и он выдержал…

Он осторожно отогнул краешек. Пергамент и в самом деле не собирался рассыпаться в прах – но так и норовил свернуться назад, в более привычную за столетия позицию. Данил крепче сжал пальцы.

Черные строчки выведены аккуратно, но буквы совершенно незнакомые, напоминавшие то ли пляшущих брейк муравьев, то ли обрывки паутины.

– Ну да, тайджиутский, как и в первом тексте… – Марина заглядывала ему через, плечо. – По-моему, и текст тот же – я столько на него таращилась… Но не ручаюсь.

– М-да, я бы тоже не ручался, – с сомнением покачал головой Данил, пытаясь сообразить, в чем заключаются различия меж иероглифами, и уловить какую-то систему. Но все эти закорючки выглядели одинаковыми. – Это слова или буквы?

– Помесь букв со слоговым письмом.

– Вы так-таки ничего и не понимаете?

Марина покачала головой:

– Я изучала только древнехягасский, и то, каюсь, скверно. – Ткнула пальчиком с ярко-красным ногтем. – По-моему, это означает «конь». Юлия показывала, – озорно блеснула глазами. – А в иных случаях – еще и «мужскую силу»…

Отняла палец, и загадочный знак тут же стал неотличим от прочих, затерявшись среди них. Чуть закинула голову, прикрыла глаза, полуоткрыла губы и откровенно ждала ответного хода. Данил усмехнулся и, перехватив левой рукой искавшую его плечо ладонь, прошептал ей на ухо, чувствуя, признаться, некое электрическое мельтешение в крови:

– Думаешь, это увеличит процент?

– Я не блядь, – жарко прошептала она в ответ. – Просто хочется. Все как в кино, – перехватила-таки его руку и уверенно повела вверх по гладкому бедру. – И никаких тихих пристаней, надоело, когда тебя вместо жилетки держат…

Данил неловко расстегивал крепление кобуры – она вечно мешала в столь непредвиденных ситуациях. Впрочем, не такая уж неожиданная ситуация и была – женщины весьма стереотипны, если речь заходит о закреплении договоров… Справился наконец с подпружиненной скобой и, не глядя, кинул кобуру подальше на широкую постель. В конце концов он был живым человеком и тоже жаждал отвлечься от сложностей. И, снимая с нее платье, стягивая невесомые трусики, боялся одного – вдруг запищит рация, случалось ей взвывать некстати…