ФАЛЬШАК - Троицкий Андрей

– Вы не знаете имени своего знакомого? Странно.

– Чего уж тут странного. Был вечер, девушки, карты и много выпивки. В таком состоянии и свое имя забудешь. А, протрезвев, не сразу вспомнишь.

Молодой человек сделал приписку внизу отрывного листка. «Лев Юрьевич Самойлов», – прочитал Бирюков.

– Заходите снова, – сказал парень. – Ну, когда найдете другую карточку.

– Непременно найду и зайду, – пообещал Бирюков.

Опустив бумажку в карман спортивной сумки, он пожелал удачи своему молодому помощнику и вышел на воздух.

От видеопроката до типового панельного дома, где проживал Лев Юрьевич Самойлов, рукой подать, всего десять минут пешком. Бирюков неторопливо дошагал до конца тихого переулка, зашел в подъезд, поднялся лифтом на четвертый этаж, но нужная квартира оказалась этажом выше. Потерзав кнопку звонка, подергав дверную ручку и убедившись, что открыть дверь некому, вытащил ключи, найденные в кармане Горобца. Сначала открыл верхний, затем нижний замок. Вошел в полутемную прихожую, запер дверь. Пахнет пылью и застоявшимся табачным дымом. На полу валяется куртка, несколько шарфов, раскрытый чемодан и новое фирменное пальто, подбитое натуральным мехом норки. Интересно, сколько стоит такое пальтецо? Вещи выброшены из стенного шкафа. Ясно, что до появления Бирюкова здесь побывали другие гости. Пальто на норке посетителей не заинтересовало. Они искали что-то более ценное.

Бирюков, заглянув по дороге в туалет и ванную комнату, зажег свет, посмотрел на свое отражение в треснувшем зеркале и прошел на кухню. Дверцы полок и холодильника распахнуты настежь, вытяжка оторвана от стены, на полу жестяные банки из-под крупы. Наивно полагать, что Горобец, станет по-старушечьи держать накопления в посудине с перловкой. Но кому-то в голову пришла идея проверить и этот дохлый вариант.

***

Проснувшись едва рассвело, Архипов поскоблил бритвой щеки и подбородок, оделся, выйдя на улицу, отыскал газетный ларек и купил сегодняшние газеты, затем завернул в ближайший магазин. Набив сумку продуктами, галопом вернулся обратно.

Устроившись за кухонным столиком, он заварил крепкий кофе, разложил перед собой газеты и, переворачивая страницу за страницей, отыскал корреспонденции, посвященные событиям, развернувшимся в его картинной галереи. Как и следовало ожидать, все московские газеты напечатали пространные репортажи, едва ли не в половину полосы. Центральные издания отвели под криминальную хронику меньше площади, тему стороной не обошли. Милиционеры и работники городской прокуратуры, работавшие на месте, скупились на комментарии, потому что сказать было нечего, события в «Камеи» не вписывались не одну привычную схему. Бандитская разборка? Маловероятно. Уж очень неподходящее место выбрано для этой цели. Попытка ограбления картинной галерее? Тоже не подходят. В «Камее» нет художественных шедевров, ради которых стоило бы проливать хоть каплю крови. Современная авангардная живопись, макеты скульптур, малые формы, работы плохо раскрученных живописцев и скульпторов, – такие вещи бандюков не волнуют.

Как и следовало ожидать, первым на месте трагедии оказался искусствовед Лев Семенович Ванштейн, пожилой благообразный мужчина, носивший седую бороденку клинышком и очки в золотой оправе. Он уже несколько лет сотрудничает с «Камеей», помогает составлять каталоги выставок, выставляет ориентировочную стоимость картин, представленных в экспозициях. В последствии, когда в «Камею» нагрянули менты и прокуроры, а вслед за ними газетные корреспонденты, Ванштейн долго и охотно рассказывал о страхах, которые ему довелось пережить. Много лет он состоял на службе эксперта в Музее изобразительных искусств, работа в частных галереях для Льва Семеновича что-то вроде прибыльной халтуры. Явившись в «Камею» в девять утра, он своим ключом открыл служебную дверь, спустившись в подвал, почувствовал сильный запах гари. Как обычно, он вошел в раздевалку, снял телефонную трубку, чтобы позвонить на пульт дежурного вневедомственной охраны, чтобы милиция отключила сигнализацию. Но, как выяснилось, галерея снята с сигнализации еще сутки назад.

Удивленный и обеспокоенный искусствовед включил свет во всех подвальных помещениях. Вышел в основной коридор, чтобы подняться наверх, и натолкнулся на обгоревший труп мужчины. Человек в почерневших лохмотьях, поджав ноги к животу и скрестив руки на груди, лежал на полу ближе к глухой стене коридора. Видимо, он оказался в самом эпицентре пожара. Волосы на голове сгорели, кожа вздулась и потрескалась. Второй труп лежал возле распахнутой двери в служебный туалет, он тоже пострадал от огня, но куда меньше того, первого. Огнем тронута лишь одежда, да физиономия слегка закоптилась. Стены и потолок покрывал толстый налет сажи, будто внизу, в коридоре, сожгли пару автомобильных покрышек. Только тут близорукий и рассеянный искусствовед обнаружил, что промочил ботинки, коридор затоплен. Вода ушла под канализационные решетки, но остались глубокие лужи. Влага проникла всюду, за исключением раздевалки, где не установлена система аварийного пожаротушения. На полную катушку работала вытяжная вентиляция, но запах в коридоре стоял настолько тошнотворный, что искусствовед едва сдержал позывы тошноты.