Enigma - Харрис Роберт

Вдали послышался гудок паровоза.

***

Он не бегал так лет пятнадцать, с тех пор как под вопли и свист болельщиков школьником бежал в стипльчезе на пять миль. И снова, как тогда, возникли они, знакомые орудия пыток: нож в боку, разъедающая легкие кислота, вкус ржавчины во рту.

Через боковой вход ворвался на станцию и метнулся на платформу, вспугнув тучу сизых голубей, тяжело взлетевших и снова опустившихся в стороне. Под подошвами зазвенели железные ступени. Перепрыгивая через две ступеньки, влетел на пешеходный мостик и помчался поперек путей. Справа, слева и, просачиваясь сквозь доски, прямо под ним клубился белый дым — внизу медленно продвигался локомотив.

Время раннее, ожидавших поезда мало, и еще с середины лестницы, ведущей к платформе северного направления, ярдах в пятидесяти он увидел Пака. Тот с небольшим чемоданчиком в руках стоял близко к краю платформы и, повернув голову, следил за медленно проплывающими купе вагонов. Джерихо, глотая воздух, остановился и, вцепившись в поручни, наклонился вперед. Понял, что бензедрин на исходе. Поезд, дернувшись, замер. Пак, оглядевшись, непринужденно прошел вперед, открыл дверцу и исчез внутри.

Держась за поручни, Джерихо неверными шагами спустился по оставшимся ступенькам и еле живой ввалился в пустое купе.

На несколько минут у него, видимо, помутилось сознание, потому что он не помнил, как за ним захлопнулась дверь, не слышал паровозного гудка. Первое, что дошло до сознания, — это покачивание двигающегося вагона. Щека покоилась на теплом пыльном сиденье, сквозь него доносился мерный стук колес: та-та-та-та, та-та-та-та, та-та-та-та. Он открыл глаза. По белому квадрату неба медленно проплывало размытое пятно голубоватого, с розовой каймой, облака. Приятно, как в детской спаленке, и он бы снова уснул, если бы не смутное воспоминание о чем-то мрачном и угрожающем, чего ему следовало опасаться. И тут он вспомнил.

Заставив себя подняться, принялся за раскалывающуюся от боли голову: тряс ею, крутил, потом опустил окно и подставил ее холодному ветру. Никаких городских строений. Плоский, разделенный живыми изгородями сельский ландшафт с мелькавшими время от времени хозяйственными постройками и блестевшими в утреннем свете прудами. Железнодорожная колея слегка изгибалась, так что впереди был виден паровоз и висевший над темной стеной вагонов шлейф белого дыма. Они ехали к северу по ведущему в сторону западного побережья главному пути, значит — он пытался вспомнить, — дальше будет Нортгемптон, потом Ковентри, Бирмингем, Манчестер (возможно), Ливерпуль…

Ливерпуль?

Ливерпуль. И паромом через Ирландское море.

Боже!

Его ошеломило неправдоподобие всего этого и в то же время простота, очевидность. Над сиденьями напротив — сигнальный шнур («За пользование не по назначению — штраф 20 ф. ст. »), и первой реакцией Джерихо было дернуть за него. И что дальше? Сам подумай. От него, небритого безбилетника, с глазами наркомана, пытающегося убедить недоверчивого проводника, что в поезде едет шпион, просто отмахнутся, тогда как Пак… что сделает Пак? Сойдет с поезда и исчезнет. Джерихо вдруг увидел всю нелепость своего положения. У него даже не было денег на билет. Все, что у него было, — это полные карманы шифровок.

Избавиться от них.

Достал из кармана, порвал на мелкие кусочки и, высунувшись в окно, пустил по ветру. Поток воздуха подхватил обрывки, поднял выше вагонов и унес прочь. Повернув голову в другую сторону, Джерихо попытался определить, как далеко впереди находится Пак. Захлебнулся встречным ветром. Через три вагона? Через четыре? Убрал голову и закрыл окно, , прошел по раскачивающемуся купе и открыл дверь в коридор.

Осторожно выглянул наружу.

Стандартный довоенный вагон, темный, грязный. Коридор, тускло освещенный синими светомаскировочными лампочками, имел цвет бутылочки с ядом. По одну сторону четыре купе. Спереди и сзади — двери в соседние вагоны.

Джерихо нетвердой походкой направился к голове поезда, по пути заглядывая в каждое купе. В одном двое матросов играли в карты, в другом — молодой человек и девушка спали в объятьях друг друга, дальше семья — мать, отец, мальчик и девочка — подкреплялась сэндвичами и чаем из термоса. Мать, кормившая грудью младенца, увидев, что он смотрит, смущенно отвернулась.

Он открыл дверь в соседний вагон и ступил на площадку между вагонами. Пол под ногами ходил из стороны в сторону, как аттракцион на увеселительной площадке. Джерихо, споткнувшись, ударился коленом. В щель между полами он видел стучащие друг о друга сцепления, под ними стремительно мчалась земля. Войдя в следующий вагон, первым делом заметил хмурую физиономию выходившего из купе проводника и, проворно юркнув в туалет, запер изнутри дверь. Сначала Джерихо подумал, будто оказался здесь в компании с каким-то бродягой, но потом понял, что это он сам — желтоватое лицо, лихорадочно бегающие запавшие глаза, растрепанные ветром волосы, темная двухсуточная щетина, — его собственное отражение в зеркале. Туалет был засорен и вонял. Вокруг ног обвилась спутанная мокрая лента грязной бумаги.