Похититель школьных завтраков - Камиллери Андреа

– Синьора, – говорит, – передайте своему мужу, что вчера привезли то, чего он ждал.

– А что это?

– Диван-кровать.

Синьора Лапекора поблагодарила и пошла домой, а в голове у нее, как сверло, вертелась мысль: и на что ему диван-кровать? Хотя ее мучило любопытство, она ничего не спросила у Аурелио. Короче говоря, дома этот диван так и не появился. В воскресенье через две недели она подошла к продавщице мебели.

– Знаете что? Диван-кровать по цвету не подходит к стенам.

Выстрел был сделан вслепую, но попал в цель.

– Синьора, мне же сказали, что он должен быть темно-зеленый, под цвет обоев.

В одной из комнат в конторе были темно-зеленые обои. Вот куда этот негодяй поставил диван-кровать!

Тринадцатого июня прошлого года – это число также запечатлелось у нее в памяти – она получила первое анонимное письмо. С июня по сентябрь их пришло три.

– Вы можете мне их показать? – спросил Монтальбано.

– Я их сожгла. Я не храню всякие мерзости.

В трех анонимных письмах, составленных в лучших традициях из букв, вырезанных из газет, было написано одно и то же: дескать, муж ваш Аурелио три раза в неделю, по понедельникам, средам и пятницам, встречается с женщиной, туниской по имени Карима, известной как проститутка. Эта женщина приходит к нему по утрам или после обеда. Иногда она покупает в соседнем магазине принадлежности для уборки, но все знают, что ходит она к синьору Аурелио заниматься развратом.

– А не случалось вам… где-нибудь пересекаться? – осторожно спросил Монтальбано.

– Вы имеете в виду, комиссар, не видала ли я, как эта потаскуха входит или выходит из конторы моего мужа?

– К примеру.

– Я до такого не опускаюсь, – гордо ответила синьора, – но кое-что было. Грязная тряпка.

– Испачканная помадой?

– Нет, – еле выдавила из себя вдова и слегка покраснела. – В общем, это были трусики, – добавила она после паузы, краснея еще гуще.

Монтальбано и Галлуццо приехали на Гранет, когда все три магазина на этой короткой улочке уже закрылись. Дом № 28 оказался совсем небольшим: первый этаж, на три ступеньки выше уровня тротуара, и еще два. У двери прибиты три таблички. Одна из них гласила: «Аурелио Лапекора – Экспорт-Импорт. Первый этаж», вторая – «Каннателло Орацио, нотариальная контора», и третья – «Анджело Беллино, адвокат по торговым делам. Последний этаж». Они открыли дверь ключами, которые комиссар взял из стола в кабинете. Первая комната была собственно конторой: массивный красного дерева письменный стол XIX века, столик с печатной машинкой «Оливетти» сороковых годов, четыре металлических стеллажа, забитых старыми папками. На письменном столе стоял телефон. Стульев в комнате было пять, но один, сломанный, убрали в угол. А в соседней комнате… Соседняя комната, с уже известными темно-зелеными стенами, казалась частью совсем другой квартиры: вымыта до блеска, с широким диваном-кроватью, телевизором, музыкальным центром, тележкой, полной разных ликеров, мини-холодильником и ужасной фотографией обнаженной женщины, выставившей на всеобщее обозрение свой зад. Рядом с диваном стояла тумбочка с ночником, подделкой под «либерти», ящик ломился от презервативов всех видов.

– Сколько лет было убитому? – спросил Галлуццо.

– Шестьдесят три.

– Мир его праху! – сказал полицейский, восхищенно присвистнув.

Ванная была под стать темно-зеленой комнате: сверкающая, оснащенная биде, ванной с душем и огромным зеркалом, в котором можно было увидеть себя с головы до пят.

Они вернулись в первую комнату, порылись в ящиках письменного стола, открыли несколько папок. Самые свежие письма оказались трехлетней давности.

Этажом выше, в офисе нотариуса Каннателло, послышались шаги. Нотариуса нет на месте, сообщил им тощий и печальный секретарь лет тридцати. Он сказал, что бедный синьор Лапекора приходил в контору просто чтобы скоротать время. В эти дни там убиралась красивая туниска. А, вот еще он вспомнил: в последние месяцы довольно часто его навещал племянник – так по крайней мере представил его бедный синьор Лапекора, когда однажды они столкнулись в дверях. Лет тридцати, брюнет, высокий, хорошо одет, ездит на БМВ цвета серый металлик. Он, должно быть, много жил за границей, этот племянник, потому что говорит с чудным акцентом. Нет, о номере машины он ничего не может сказать, не обратил внимания. Вдруг он переменился в лице, словно смотрел на собственный дом, разрушенный землетрясением. Насчет этого преступления у него есть свое мнение, сказал секретарь.