Похититель школьных завтраков - Камиллери Андреа

– Это мы получили от тебя. Можешь подтвердить?

В прошлый раз к нему обращались на «вы». Переход к презрительному «ты» насторожил Престиа.

– Конечно, подтверждаю. Мне ее дал сам командор, сказал, если будут какие проблемы из-за того тунисца, чтобы я обращался к нему. Так я и сделал.

– Ошибочка! – радостно оборвал его Монтальбано.

– Но он так мне сказал!

– Конечно, он так тебе и сказал, а ты, вместо того чтобы обратиться к нему, как только запахло жареным, карточку эту отдал нам. Вот и подвел достойного синьора, теперь у него будут неприятности!

– Неприятности? Да какие неприятности?

– Оказаться замешанным в преднамеренном убийстве ты не считаешь неприятностью?

Престиа прикусил язык.

– Мой коллега Монтальбано, – вмешался Валенте, – хотел объяснить тебе, почему все так вышло.

– И как же оно вышло?

– Да так, что если бы ты не давал нам визитку, а сразу обратился к Спадачче, он бы попробовал все уладить. А ты отдал ее нам – и теперь против закона не попрешь. Спадачче ничего не оставалось, как все отрицать.

– Как это?

– Все очень просто. Спадачча тебя не знает и никогда не слышал твоего имени. Он сделал заявление, и мы его уже внесли в протокол.

– Вот сукин сын! – выругался Престиа и добавил: – А что он говорит – откуда у меня его визитка?

Монтальбано усмехнулся:

– Он и тут тебя подставил – принес нам копию заявления, поданного дней десять назад в управление полиции Трапани. Там сказано, что у него украли бумажник, в котором, помимо всего прочего, было четыре или пять визиток – точно он не помнит.

– Он сбросил тебя за борт, – заключил Валенте.

– В самом глубоком месте, – добавил Монтальбано.

– И сколько ты сможешь барахтаться? – подлил масла в огонь Валенте.

Под мышками у Престиа расплылись пятна пота. Кабинет наполнился мерзким запахом мускуса и чеснока, отдающим к тому же болотными испарениями. Престиа схватился за голову и застонал:

– Они меня подставили! Я пропал.

Так он причитал некоторое время, потом вдруг воспрянул духом:

– Я могу увидеться с адвокатом?

– С адвокатом?! – Валенте, казалось, искренне удивился.

– Зачем тебе адвокат? – подхватил Монтальбано.

– Мне показалось…

– Что тебе показалось?

– Что мы тебя арестуем?

Дуэт играл необыкновенно слаженно.

– Не арестуете?

– Ты же ничего не сделал.

– Можешь идти на все четыре стороны, если хочешь.

В мгновение ока Престиа оторвал свой зад от стула и испарился.

– И что теперь? – Валенте прекрасно понимал, какую игру они затеяли.

– Теперь Престиа пойдет начистит Спадачче физиономию. Следующий ход за ними.

Валенте нахмурился.

– Что с тобой?

– Сам не знаю… я не уверен… Сдается мне, они заставят Престиа замолчать. И виноваты будем мы.

– Престиа уже слишком засветился. Убрать его – значило бы расписаться подо всей операцией. Хотя я тоже думаю, что они заткнут ему рот – просто хорошо заплатят.

– Объясни мне кое-что.

– Что именно?

– Зачем ты полез в эту историю?

– А ты почему от меня не отстаешь?

– Во-первых, я такая же ищейка, как ты. А во-вторых, мне просто весело.

– Тогда я вот что тебе скажу: первая причина у меня та же, что у тебя. К тому же я думаю извлечь из этого выгоду.

– Какую?

– Пока точно не знаю. Спорим, тебе тоже кое-что перепадет?

Решив не поддаваться искушению, Монтальбано пролетел мимо давешнего ресторанчика на скорости 120 километров в час. Через два десятка метров его намерения изменились, и машина остановилась под отчаянный визг тормозов. Проезжавший мимо водитель испепелил Монтальбано взглядом и замахал руками. Комиссар сделал головокружительный и строго запрещенный на этом участке пути разворот. Он сразу прошел на кухню и, не здороваясь, набросился на повара:

– А султанок вы как готовите?

Глава семнадцатая

На следующее утро ровно в восемь часов Монтальбано предстал перед начальником полиции, который, как всегда, уже с семи работал в кабинете под недовольное ворчание уборщиц.

Монтальбано рассказал ему о признании вдовы Лапекоры, о том, как этот несчастный человек, словно предчувствуя свое будущее, писал анонимные письма собственной жене и открыто взывал к сыну, но те бросили его на произвол судьбы. Он умолчал о Фариде и о Мусе, как, впрочем, и обо всей большой картинке, в которую в конце концов сложилась головоломка. Не хотелось на закате карьеры начальника полиции впутывать его в сомнительную историю.