Дитя мрака - Рослунд Андерс

В комнате было довольно холодно, как всегда в эту пору, словно тепла батарей не хватало на старое здание, особенно на комнаты в конце коридора. Однако Надю бросило в пот. Херманссон видела, как заблестел ее лоб, как на висках и на носу выступили бисеринки влаги.

Напряженное лицо задергалось, спазмы или тик, в основном вокруг глаз. Херманссон в полиции недавно, но уже видела такое. Те были постарше, но их мучили те же демоны, тело жаждало того, к чему привыкло.

Она понимала, что это значит. Но хотела полной уверенности. Хотела видеть руки девочки.

Херманссон пошарила в кармане и наконец вытащила то, что искала. Пачку сигарет. Она прекрасно сознавала противозаконность своего поступка, но решила оставить это без внимания.

Реакция Нади оказалась именно такой, как она ожидала.

Она протянула руку к пачке и в первый раз взглянула на Херманссон. Марианна Херманссон кивнула, девочка осторожно взяла сигарету. Пальцы дрожали. Теперь Херманссон знала наверняка. Вспотевший лоб, тик, неугомонные руки, которые поминутно мелькали в воздухе. Румынская девочка страдала от ломки, от сильного абстинентного синдрома.

Надя раскачивалась всем телом, показывала на зажигалку, которая лежала рядом с пачкой. Херманссон снова кивнула, руки девочки, по-прежнему дрожа, зажгли сигарету. Губы жадно стиснули фильтр, она втянула в себя дым, одна затяжка, две, три — уже спокойнее, хоть и ненадолго.

Я сижу здесь.

Она — там.

Марианна Херманссон смотрела на пятнадцатилетнюю девочку, которая курила, пока от сигареты ничего не осталось, потом пожала плечами и медленно закатала до локтей рукава комбинезона.

Я на двенадцать лет старше. Я всю жизнь говорила на двух языках.

Я сижу здесь.

Она — там.

На каждой руке было от десяти до пятнадцати ровных шрамов. Свежих, потому что припухлость еще не опала. Херманссон наклонилась к микрофону, заговорила по-шведски, в первый раз с тех пор, как вошла в комнату:

Она посмотрела на девочку, продолжила.

MX: Руки трясутся. Лицо дергается — тик. Сильно потеет. Кроме того, когда говорит, издает причмокивающие звуки. Видимо, во рту пересохло. Сильный абстинентный синдром.

Девочка стояла перед ней, выставив вперед израненные руки.

За спиной у нее окно и снег, кружащийся над внутренним двором Крунуберга.

Марианне Херманссон хотелось зажмуриться.

Глубокий вдох. Короткий взгляд в пустые глаза девочки. А потом — опять микрофон в руке.

Во время допроса дверь оставалась приоткрытой, и Херманссон много раз замечала, как девочка смотрит туда. Когда кто-то мимоходом задел дверь и она распахнулась, Надя быстро повернулась в ту сторону и даже привстала на цыпочки. Дверь была открыта всего несколько секунд, но Надя, Херманссон не сомневалась, попробовала выглянуть в коридор.

Она сразу же выключила магнитофон.

— Раньше у тебя на руках был ребенок.

Девочка все еще смотрела на закрытую дверь.

Херманссон включила магнитофон, убедившись, что девочка действительно поняла вопрос, который она только что задала.

— Маленький ребенок. Примерно полугодовалый. Так, Надя?

— Да.

— Твой ребенок?

Эверт Гренс молча сидел и слушал.

Понимал он не так много, но юная девочка с тиком, потоотделением и пятисантиметровыми шрамами на предплечьях — здесь переводчик не нужен. Ребенок, дурно пахнущий, с абстинентным синдромом, Эверт смотрел на нее и чувствовал что-то похожее на безнадежность. Откашлялся и хотел было сформулировать дополнительный вопрос, как вдруг тишину разорвал навязчивый сигнал.