Темная сторона души - Михалкова Елена

Елена Игоревна, узнав о быстрой развязке, тут же успокоилась и даже не стала читать дочери морали в надежде, что та «сама все поймет». И на два месяца в семье воцарилось относительное спокойствие. Относительное, потому что Светлана страдала, тихо плакала по ночам, кусая подушку, а с утра замазывала корректором уродливые круги вокруг глаз и пятна на бледной коже, чтобы не сплетничали коллеги. Она потухла, сникла, вела долгие разговоры сама с собой, иногда озвучивая свои мысли вслух. А через два месяца узнала о том, что беременна.

Вопрос о том, оставлять ли ребенка, даже не поднимался: для Елены Игоревны аборт был грехом, отвратительным, как убийство, а для Светланы ребенок был желанным, особенно потому, что возраст ее уже подходил к критическому для беременности и родов. Старородящая – вот кто она теперь. Но, несмотря на оскорбительное звучание медицинского термина, Светлана радовалась своему состоянию, радовалась, что родится мальчик – обязательно мальчик, она точно знала! – и он будет немного похож на Виталика, но в целом – на нее. Будет ласковый, спокойный, часто болеющий и любящий читать про пиратов больше, чем сказки.

И так она нафантазировала себе ребенка, во всех подробностях, со всеми мелкими штрихами и особенностями характера, что, когда принесли ей Егора, она чуть не оттолкнула его: это было не ее дитя, а чужое – страшное, лиловое, с огромной гидроцефалической головой и вяло свесившимися ручками. А потом, когда все выяснилось про ребенка, вокруг наступила темнота – словно людей, свет и радость отсекли от нее огромным острым ножом-гильотиной, и холодное железо встало стеной по кругу. «Це-реб-ральный па-ра-лич, це-реб-ральный па-ра-лич», – молотило в голове, когда она шла по улице, резала мясо, пеленала ребенка. Вот теперь она в полной мере осознала, какую кару пророчила ей мать, и никак не могла понять – неужели она совершила настолько страшный грех, чтобы карать за него – вот так?!

Откуда Виталик узнал о случившемся, было для нее загадкой, но подсуетился он быстро: позвонил не самой Светлане, а Елене Игоревне и мягко выразил сочувствие. Заодно предупредил, что знает: у Светы были другие мужчины одновременно с ним, поэтому если та рассчитывает на помощь с его стороны, то он, к сожалению, отказывается. Но сочувствует.

Попрощался – и деликатно исчез из их жизни навсегда.

Первые полгода Светлана страстно надеялась на то, что ребенок вот-вот умрет. Ей было непонятно, как, а главное, зачем теплится жизнь в этом с рождения исковерканном существе. Она показывала его врачам, добросовестно выполняла все необходимые процедуры и каждое утро ожидала, что сын не проснется. Но постепенно ее надежда стала угасать, превращаясь в тупое безразличие. Если бы не мать, Светлана наложила бы на себя руки – она уже знала как: лечь в ванную, быстро, не думая, нажать на вены бритвой, опуститься в теплую воду, закрыть глаза и ни о чем больше не беспокоиться. Но мать была рядом – твердая, несгибаемая, поддерживаемая своей верой. Безо всяких сомнений она приняла, что ребенок – не только крест дочери, но и ее собственный. И тащила на себе и его, и Светлану – не сгибаясь под своей ношей, с изредка вспыхивающим в глазах фанатичным блеском.

За то время, что я живу здесь, я уже так много доказал себе, что, пожалуй, можно и остановиться. Поездка выходит на редкость удачной. Я никогда не ощущал себя таким талантливым. Работается легко, впечатления собираются как раз такие, какие мне и нужны. Я складываю их в свою копилку и достаю по мере необходимости. Особенно приятно сочетать сбор впечатлений с физиологической разрядкой. Звучит, конечно, несколько пошловато, но ведь и значительным людям были свойственны небольшие слабости. Значит, и мне позволительно. В конце концов, все идет на пользу моему делу.

Одно плохо: мне катастрофически не хватает впечатлений для главной сцены. А она должна быть жизненной, непридуманной. Что же делать с убийством? Полагаю, его не так сложно осуществить, как кажется убогому законопослушному большинству. Возможно, если хорошенько все продумать, я смогу найти подходящую кандидатуру, а заодно избавить мир от очередной бессмысленной кровососущей твари в человеческом обличье. Я даже знаю одну такую.

Опасно, конечно, очень опасно. Но, во-первых, соображения опасности не могут остановить меня. А во-вторых (и самое главное), никакая опасность не может перевесить то, что я получу в результате. Результат выше всего, даже выше чужой жизни. Впрочем, почему «даже»? Особенно – чужой жизни.

С утра подул сильный ветер, прогоняя над деревней Игошино нагромождения облаков, объемных сверху и плоских снизу, словно их подровняли ножом. Глядя на эти облака, Маша решила, что на озеро она не хочет, а хочет в лес, насобирать земляники или черники в маленький бидон с веселой пятнистой коровой на крышке.

– Ма, давай дядю Сережу с собой возьмем, – предложил Костя, заправляя кровать.

– Давай, – обрадованно согласилась Маша, довольная тем, что такую отличную идею подал сын, а не она сама. – Пожалуйста, кепку не забудь и руки намажь от комаров.

– А ты куда?

– А я позову дядю Сережу.

Но Бабкина дома не оказалось. Когда Маша постучала в окно, оттуда высунулась пожилая румяная женщина, внимательно оглядела ее и сказала, немного окая и растягивая слова:

– Утро доброе, утро доброе… А Сереженьки нет. Отправила я его с другом квитанции оплатить за электричество, а то, не ровен час, отключат меня. Они на велосипедах и покатили.

– А далеко? – спросила Маша, надеясь, что через десять минут Сергей с другом вернутся и можно будет позвать их с собой.

– Так в Малаховке, – немного удивленно ответила женщина. – Где ж еще платить-то? Хотя вы ведь не местная, не знаете. Далеко – не далеко, а часа два-то еще прокатаются. Если очереди на почте не будет.

Маша вздохнула, поблагодарила ее и пошла к дому. Открывая калитку, она услышала громкие голоса и внутренне поежилась: опять Юлия Михайловна добилась своего и устроила скандал. Но, подойдя поближе, поняла, что ошиблась, – семейство Вероники собиралось пешком на озеро и громко обсуждало, кому что нести.

– Машка, привет! – воскликнула Вероника, поворачивая к ней оживленное лицо. – Пойдем на озеро?

– Не, Вероника, мы с Костиком в лес собрались, – отказалась Маша. – Слишком ветрено сегодня. А где…

Она не договорила, но все ее поняли.

– Юлия Михайловна с утра пораньше соседей караулит, – наябедничала Ирина, сворачивая подстилку и запихивая ее в пакет. – Даже завтракать не приходила.

– Вот и классно, – буркнул Димка, болтавший ногами на стуле. – Пап, не забудь мой круг!

– И крем от загара, – напомнила Вероника.

– И помидорки, – добавила Ирина.

Митя оглядел их и беспомощно развел руками. Семья Егоровых дружно рассмеялась, и каждый снова занялся своим делом.

«Какие-то они стали другие… веселые, оживленные, стоило им остаться одним, без Юлии Михайловны, – подумала Маша. – Даже Ирина смеется по-другому. И Вероника перестала быть такой зашуганной, как раньше. Бедные они, бедные… Что же с ними в городе будет?»

С лестницы чуть ли не кубарем скатился Костя и молодецки нахлобучил кепку на голову.

– Ма, я готов! Ну что, пошли?

– А бидончик? – напомнила Маша. – Вероника, вы когда вернетесь?

Вероника задумалась, подсчитывая про себя.

– Часа в четыре, не раньше, – опередил ее Митя. – Дойдем искупаемся, жару переждем… Димка, не лопай хлеб, мы его с собой возьмем!

– А мы, наверное, раньше, – вслух подумала Маша. – Что нам в лесу до четырех делать?

Егоровы замолчали и перевели взгляд на нее.

– Значит, ты придешь, а дома никого не будет, – робко произнесла Вероника. – В смысле, никого из нас не будет…

Маша отлично поняла ее и улыбнулась:

– Да ты не беспокойся, все будет хорошо. Мы с Костиком пообедаем и уйдем к себе в мансарду. Не надо за нас переживать, правда.

– Я просто хочу, чтобы вам было хорошо, – тихо призналась Вероника. – И очень боюсь…

– Вероника, нам хорошо, – перебила ее Маша. – Честное слово! Хочешь, я тебе сценариями поклянусь?

– Нет, ты лучше поклянись гонораром, – потребовал Митя, и на лице его жены снова появилась улыбка, исчезнувшая было при воспоминании о матери. – Самым большим, предновогодним.

– Святое – не трожь! – строго ответила Маша. – Ишь ты, предновогодним гонораром… Ладно, ребята, мы побежали! Счастливо вам искупаться!

– А вам – ягод набрать, – пожелала Ирина.

– Смотрите там, не заблудитесь! – крикнула вслед Вероника, когда Маша уже выходила из дома.

– Компас возьмите, – донесся тонкий Димкин голосок.

Костя презрительно фыркнул:

– Компас! Что мы, маленькие, что ли? Без компаса не заблудимся. Правда, мам?

– Правда, правда, – весело откликнулась Маша. – Ну, вперед. Ягоды, трепещите!

То, что они заблудились, стало ясно через два часа, когда Маша, беспомощно оглядевшись по сторонам, признала, что понятия не имеет, в какую сторону им идти.