Манхэттенский ноктюрн - Харрисон Колин

– Я знаю, знаю.

Официантка принесла мне стакан томатного сока.

– Тебе известно, что там была видеопленка? – спросил я.

Она прожевала кусок яичницы:

– Ну и что на ней было?

– Он установил портативную камеру в механизм управления лифтом. А объектив был скрыт в отверстии кнопки десятого этажа.

Казалось, до нее начинало доходить, о чем шла речь.

– На седьмом этаже здания лифт остановился, и когда дверь кабины открылась, объектив нацелился прямо на ту самую комнату, где…

– О чем ты говоришь?

– Пленка здесь, Кэролайн, со всем, что там произошло. – Я наклонился вперед, чтобы никто из сидевших рядом не расслышал мои слова. – Секунда за секундой. Ссора, нож, ключ.

Она кивнула, на этот раз уже явно через силу.

– Я думаю, он справлялся у своего отца, как установить там камеру, лифт ведь был старой конструкции.

– Наверное.

– Со стороны Саймона это, скорее всего, была игра. Он хотел посмотреть, что из этого выйдет на пленке.

– Он подначивал меня.

Я посмотрел на нее:

– Ты думаешь?

Она не ответила, да и что на это можно было ответить.

– У меня есть оригинал пленки, – сказал я, – и есть одна копия. Оригинал спрятан в надежном месте, и тебе до него не добраться, а копия у меня с собой.

Я сунул руку под стол. Она внимательно следила за моими манипуляциями. Я достал пленку, положил на стол и подтолкнул ее к ней поближе.

– Вот, это тебе. Можешь смотреть, уединившись в укромном уголке собственного дома.

Кэролайн коснулась кассеты кончиками пальцев.

– Я не ожидал подобного сюрприза, – сказал я.

– Это было сюрпризом и для меня.

– Так что же там была за история? – спросил я.

– Какая история?

– Ну та самая, которую Саймон все требовал ему поведать.

– Ах эта, да ничего особенного. Я рассказала ее Хоббсу. О том, что случилось, когда я была маленькой.

– Зачем?

– Он хотел послушать.

– Знаешь, мне трудно это понять.

Ее лицо приняло странное выражение.

– Он просто понимал меня, и это и было самым удивительным. В каком-то смысле это никому не удавалось, ни разу. И вот это-то и вызывало такую ненависть Саймона. Ты же видел пленку, значит, видел, насколько это сводило его с ума.

Она смотрела в окно на идущих мимо людей, и я чувствовал, как в эту минуту весь наш роман идет прахом; это оказалось делом получаса, а может, и того меньше.

– Я не знаю, на самом деле, нельзя сказать, что это бог весть какая история, нет, правда. Он просто хотел узнать, что помогло мне стать сильной, и я рассказала ему о том времени, когда была маленькой девочкой.

В детстве, начала она, ей очень, просто ужасно хотелось иметь лошадь, но Рону вовсе не улыбалось делать ей такой подарок, а ее матери не стоило даже пытаться выступить на стороне дочери. У них был один из тех неудачных браков, которые сплетены из ненависти. Ко всему прочему, Рон совсем зациклился на Джекки Онассис и собрал изрядную коллекцию книг и журнальных статей о ней. Среди коллекционеров существовал даже небольшой рынок вещей, так или иначе связанных с Джекки, и он был страстным покупателем, обещавшим своей жене, что когда-нибудь все эти вещи будут стоить кучу денег. А если она протестовала, он, случалось, поколачивал ее. А ко всему прочему, пьянство, не оправдавшее ожиданий предприятие по автомобильным грузоперевозкам, кровоточащая язва. Понятно, что этот человек тихо и мирно переступил тонкую грань здравого рассудка. И все же десятилетняя Кэролайн клянчила у Рона лошадь, прося подарить ее ей ко дню рождения в феврале. Он несколько раз бил ее, но, как ей казалось, не всерьез, несравнимо с тем, что он сделал с ее младшим братом прошлым летом, когда он вышвырнул мальчика из моторной лодки, так что ребенок завертелся волчком прежде чем удариться о воду на скорости тридцать миль в час и сломать руку. Лошадь, она хотела лошадь. И просила ее каждый день. И вот в одно холодное февральское утро Рон велел ей забраться в микроавтобус, сказав, что они едут кататься. Они молча ехали по замерзшей прерии в штате Дакота, неудачник мужчина сорока с лишним лет в старом черном пальто ниже колен и маленькая светловолосая девочка, уже обращавшая на себя внимание; сорок минут спустя, проехав пятьдесят миль, они подъехали и остановились у какого-то огороженного участка и полуразвалившейся конюшни. Рон вылез из машины, с грохотом захлопнул дверцу и пошел по скрипящему снегу. Она поспешила за ним, нырнула под перекладину ограждения, стараясь не отставать от шагавшей впереди высокой черной фигуры, резко выделявшейся на засыпанном снегом дворе. Повсюду были видны отпечатки копыт и смерзшиеся шарики конского навоза. Неподалеку, в стороне, она увидела старую клячу, которая от холода переступала ногами, пытаясь согреться. Это добрый знак, подумала она, но где же тут ее лошадь? Ведь та кляча была слишком стара и немощна, чтобы ездить на ней верхом, и страдала какой-то болезнью, изъевшей ее копыта, однако Рон направился прямо к ней, и ей ничего не оставалось, как последовать за ним. Она догнала его, когда он остановился возле лошади, до того замерзшей, что ей трудно было сделать даже малейшее движение. Так они простояли с минуту. Она ничего не понимала. «С днем рождения, Кэролайн, – сказал Рон. – Вот твоя лошадь». С этими словами он вынул из кармана пальто большой старый револьвер, взвел курок и выстрелил лошади в голову, а потом еще и еще раз, пока та не упала замертво. Кэролайн отскочила назад, боясь, как бы ее не задела падающая туша, из которой полила кровь, огромной лужей разлившаяся по замерзшей траве.