Тамбур - Малышева Анна

— Я ведь представился, — напомнил Голубкин, — и вы сразу согласились поговорить. Я прямо сказал, что это по поводу Татьяны Кривенко. Чему вы сейчас удивляетесь?

— Кривенко, Кривенко, — бормотал хозяин кабинета, расхаживая взад-вперед и натыкаясь на мебель. — Ах, да! Татьяна, Таня! Я редко звал ее по фамилии. Вы сказали, у нее какое-то несчастье?

Он поднял взгляд, и Голубкин тайком прикусил губу.

Такие глаза он очень не любил. Темное болото, трясина, покрытая ряской. Сверху — ясно, внутри — засасывает. И хотя он отлично понимал, что ни один человек не виноват в том, какая внешность ему досталась от природы, такие глаза все равно терпеть не мог.

— В ее квартире после вашего ухода обнаружился труп, — сухо сказал Голубкин. — И ваша приятельница не понимает, как он там оказался.

— Господи! — Красильников резко остановился. — Как, труп?

— Да так. У нее на кухне, повторяю, найден труп.

Убит ее сосед по тамбуру.

— Кто?!

— Боровин. Преподаватель итальянского языка. Вы его знал и?

Тот осторожно потер щеку — будто боялся смазать грим. Взгляд остановился.

— А я думал, что она… Простите! — замороженно ответил Красильников. — Я никого там не знал. Я думал, что она насчет ключей пожаловалась…

— Кстати, о ключах, — заторопился следователь. — У вас были ключи от тамбурной двери и от квартиры Татьяны?

— Она сама дала. — Мужчина снова осторожно потер щеку, будто она была отморожена. — Я и не просил. Я думал, вы по этому поводу… Конечно, теперь она все на меня может спихнуть. Обокрали — я виноват! Подкинули что-то — я виноват! Она ведь на меня злится.

— Почему?

— Да я… — Красильников интимно усмехнулся и подошел вплотную к следователю. Его дыхание пахло мятной жевательной резинкой и дорогим табаком. — Я встречался у нее на квартире с одной девочкой. Ну… И понятно — кому это понравится?

— Так… А все-таки, насчет ключей?

Голубкин видел — тот готов рассказать о многом. И еще — «клиент» в истерике. В тихой такой истерике, так сказать, интимной. И это ему нравилось. Это обещало новые факты, а стало быть — скорое разрешение дела. Иногда — если затронуты были персоны вроде Боровина — он ненавидел свою работу. Слишком много знакомых, слишком много связей… И поди — разберись!

— Когда мы стали с нею встречаться, она сама предложила взять ключи от квартиры, — говорил Красильников, теребя сигареты в пачке. Судорожно закурил, выдохнул голубой дым. — Так ей было удобнее. Вы понимаете — женщина занимается только работой, личная жизнь для нее — побоку.

Следователь кивнул.

— Ну и вот… Иногда я приходил к ней минут за десять до того, как она возвращалась со службы. Виделись два-три раза в месяц, примерно в течение года: Она часто бывала в командировках. Ну и…

Дмитрий неловко откашлялся.

— У меня появилась другая.. Вы можете меня понять?

Следователь даже не думал о том, чтобы понять подозреваемого. У него, Бог знает почему, явилась мысль, что он обманул дочку Обещал сводить ее в Третьяковскую галерею — и не сводил. На девушек — «других» и «не других» ему было наплевать. У него дома была своя «девушка» — двенадцати лет, с ясными дерзкими глазами и нелегким характером.

— И вот… — теперь Красильников почти оправдывался. Его голос звучал на минорных нотах. — Так получилось, что встречаться с Машей мне было негде. Ну, я и…

Он слегка скривил губы. Это его неукрасило. Голубкин посмотрел на него почти с ненавистью.

— Снял дубликаты И отдал Маше… Конечно, это было некорректно. Но я женат!

«Чтоб тебе повылазило! — выругался про себя следователь. — Кобель несытый!» Подобные приступы добродетельности находили на него нечасто. Но каждый раз, сталкиваясь с житейской грязью, он немного собою гордился. Ни сил, ни желания грешить у него не было.

Жене Голубкин изменял два раза — сразу после свадьбы (спьяну) и потом — через пять лет (уж очень была красивая, и сама на шею повесилась!).

— Встречаться было негде, — продолжал исповедоваться Красильников. — А тут квартира почти всегда пустая.

— То есть у вашей подружки были ключи?

— У моей… — запнулся тот. — Да. Я снял дубликаты. Собственно, только в этом и виновен.

— А что же было вчера? Расскажите.

— Вчера, — Красильников энергично растер руки. — Я пришел на свидание. И так все глупо получилось! Принес цветы, вино… Я о Маше даже не думал И… Словом, получился конфуз.

Он продолжал тереть ладонью о ладонь, словно замерз. Голубкин слушал вполуха, эту историю он уже знал.

— Машу я не предупредил, что нельзя… Я говорил, что снял эту квартиру для встреч с нею… Она вообще ничего не знала! Ни о том, что я женат, ни о Тане.

— Однако… — отстраненно проговорил следователь. — Смелая комбинация!

— Да, — резко согласился Красильников. — Смелая! А вы бы как на моем месте поступили?! Жена — как чужая! Таня эта — так, побоку, таких сотни! А вот Маша… Совсем еще девчонка. И она, понимаете, врывается и стоит, смотрит на нас… В постели! И перчатки уронила. И ключи. И я смотрел на нее и сам уже не понимал — кто я, что я… То ли такая сволочь, что мне уже на свете жить нельзя, то ли…

Его голос истерически прервался:

— То ли и меня стоит пожалеть?!

— Ну эту тему можно не развивать, — заметил Голубкин. — Меня интересует другое. Вы можете восстановить хронометраж событий? Вспомнить, что делали, кого видели?

Красильников стиснул пальцы так, что костяшки побелели.

— Что вас интересует? Мы с Таней созвонились, условились о встрече. Я купил цветы и вино…

— У вас были при себе ключи?

— Конечно, — как-то растерянно ответил тот. — Они всегда были при мне. Я относился к ним, как к собственным, ведь мы встречались давно. Я приехал, вошел в квартиру…

— А теперь повнимательнее, — попросил следователь. — Вы сами отперли тамбурную дверь?

Тот слегка приподнял тонкие брови, хотел было ответить и вдруг задумался.

— Сам, наверное, — неуверенно ответил он, собравшись с мыслями. — А что — это важно?

— Ну, скажем, так.

— Наверное, сам, — повторил Красильников, лихорадочно расхаживая взад-вперед по кабинету. Он толкнул ногой вазу с сухоцветами, украшавшую интерьер, и остановился. — А зачем бы мне звонить, чтобы она выходила? Ключи у меня были… То есть и сейчас они у меня…

— Нельзя взглянуть?

Красильников заторопился, отпирая шкаф и вытаскивая из кармана куртки связку ключей.

— Вот! Забирайте, если нужно!

— Отлично, — Голубкин опустил ключи в портфель. — Значит, вы сами отперли тамбурную дверь? Вы всегда так делали?

— Всегда, — уверенно ответил Красильников. — И собственно говоря, я даже не помню… Но почему именно в тот раз я должен был позвонить? Наверное, я не звонил… Всегда сам отпирал тамбур, а уж там, внутри, никто дверей не запирал. И я сразу проходил к ней.

— А Маша?

Того передернуло.

— Что — Маша?

— Как поступала она, когда приходила к вам на свидания?

— Черт, — Красильников прикусил нижнюю губу. — Я-то откуда знаю?

— Ну, она звонила с лестничной площадки или тоже отпирала тамбур и свободно входила в квартиру?

— Да нет же, нет! — обрадовался тот. — Это я могу точно сказать, что нет! Мы встречались только тогда, когда Таня была в командировках! А когда она уезжала, то, конечно, запирала дверь квартиры! И я запирал — там же имущество! Так что Маша… Она… Она точно звонила, хотя у нее и были ключи! Она почему-то стеснялась ими пользоваться…. И я ей отпирал!

— Тогда каким образом она бесшумно проникла в квартиру? Вчера, если вы помните?

Голубкин уже едва шевелил языком. День был трудный, вязкий, и с одной стороны — накопилось немало фактов. А с другой — делать с ними пока нечего…

— Не понимаю, — искренне ответил Красильников. — Наверное, позвонила, а я не услышал звонка…

Ну, тут немудрено — мы поставили музыку… Тогда открыла тамбур, вошла в квартиру…

— А квартиру вы заперли?

— Не помню. Может быть, да… — Мужчина явно растерялся. — А может быть, нет… К Тане редко кто заходил. Да там такой странный народ — они друг другу доверяют. Могли и не запереть. Это спросите у Тани.

— Вы заходили на кухню?

Красильников отмахнулся:

— Какая кухня! Мы сразу в койку! Сто лет не виделись!

— Вы не слышали ничего? Вам не показалось, что кто-то ходит по квартире?

— Нет!

— А труп Боровина был обнаружен на кухне. Вы понимаете, что он там был, пока вы развлекались… — следователь чуть помедлил, — в койке?

Хозяин офиса только качнул головой. Его лице застыло и лишилось всякого выражения.

— Значит, вы ничего не слышали?

— Да и вы бы не слышали, — дерзко и вместе с тем как-то загнанно ответил Красильников. — Музыка, женщина…'мы даже вино не успели откупорить и цветы в воду не поставили. Вот — кстати — доказательство!

На кухне мы не были! Теперь точно вспоминаю!