Заповедное место - Варгас Фред

— Возможно, для вас это не имеет значения, — сказал Меркаде.

— Очень возможно, лейтенант. А главное, нам не хватает времени, чтобы отвечать на подобные вопросы.

— Уже еду, — покачав головой, сказал лейтенант. — Между прочим, Данглар оставил вам записку. Но ее содержание никак не связано с убийством в Гарше.

Спускаясь по лестнице, Адамберг на ходу дочитал заметку. Похоже, весельчаку Ноле все же придется повозиться с этим делом. У бывшего мужа оказалось алиби, расследование забуксовало. Адамберг закрыл газету с чувством некоторого удовлетворения. В приемной его ждал Пьер Водель-младший, он сидел рядом с женой, держась очень прямо; на вид ему было не больше тридцати пяти. Адамберг немного помедлил, прежде чем выйти к ним. Как сказать человеку, что его отца разрезали на куски?

Комиссару удалось оттянуть этот момент, насколько было возможно: он долго расспрашивал Воделя-младшего о нем самом и его родителях. Пьер был единственным, и притом поздним, ребенком. Его мать забеременела после шестнадцати лет супружеской жизни, когда отцу было сорок четыре. Пьера Воделя-старшего этот факт отнюдь не обрадовал, а напротив, разозлил, даже привел в бешенство: он не стал объяснять жене причину. Просто он категорически не желал заводить потомство, и ребенок не должен был появиться на свет, этот вопрос не подлежал обсуждению. Жена сдалась и сказала, что ляжет в клинику на аборт. После чего исчезла на полгода и, когда срок беременности подошел к концу, родила Пьера-младшего. Через пять лет гнев отца поутих, но он по-прежнему не желал, чтобы жена с сыном вернулись к нему в дом.

Таким образом, маленький Пьер виделся с отцом только изредка; он боялся этого человека, который отверг его с таким ожесточением. Других причин для страха у мальчика быть не могло, поскольку друзья называли Пьера-старшего покладистым и щедрым, а жена — нежным и заботливым. По крайней мере, таким Водель был раньше; каким он стал впоследствии, сказать трудно, поскольку со временем он все больше отдалялся от людей, все больше замыкался в себе. К пятидесяти пяти годам он растерял своих многочисленных друзей и почти никого не пускал в дом. Позднее Пьер, уже ставший подростком, все-таки занял место в его жизни, хоть и весьма скромное: он приходил по субботам и играл на рояле пьесы, специально подобранные с таким расчетом, чтобы смягчить сердце старика. И в конце концов повзрослевший Пьер сумел сблизиться с отцом. Вот уже десять лет оба Пьера регулярно встречались, а после смерти матери эти встречи сделались еще более частыми. Пьер-младший стал адвокатом, и его знакомые помогали Пьеру-старшему в журналистских расследованиях. Таким образом, у отца и сына был один круг профессиональных интересов, но в работе они друг с другом не сталкивались.

— Зачем он занимался этими расследованиями?

— Во-первых, ради заработка. Он на это жил. Вел хронику судебных заседаний для газет и специальных журналов. А еще он исправлял судебные ошибки. У него был научный склад ума, и он постоянно возмущался тем, насколько несовершенна машина правосудия. Он говорил, что закон — словно мягкая глина, им можно манипулировать как угодно и в этом омерзительном крючкотворстве уже никому нет дела до истины. Говорил, что несправедливый вердикт можно распознать на слух, по характерному скрежету, как слесарь определяет неисправность замка. И если он слышал этот скрежет, то начинал искать истину.

— И находил?

— Во многих случаях — да. Он добился посмертной реабилитации так называемого убийцы из Солони. А еще — оправдания К.Джимми Джонса в Америке и банкира Треванана, прекращения дела против мадам Панье и снятия обвинения с профессора Галерана. Его статьи имели огромный резонанс. Многие адвокаты не хотели, чтобы он выступал со своим особым мнением в печати: это могло нарушить их планы. Ему предлагали взятки, но он отказывался.

Пьер замолчал, с хмурым видом подперев подбородок рукой. Он не был красив: заостряющееся книзу лицо со слишком большим лбом. Но на этом лице выделялись не совсем обычные глаза: тусклые и равнодушные, они напоминали наглухо закрытые ставни, сквозь которые состраданию, быть может, и не пробраться. Сейчас он сидел ссутулившись, смотрел на жену, ожидая от нее совета, и производил впечатление кроткого, уживчивого человека. И все же Адамберг увидел непримиримость в его неподвижных как стекло глазах.

— А были у него менее успешные расследования? — спросил комиссар.